Митя был расстроен не меньше Сашки. И сам не понимал, кто же тогда дернул его за язык. Но разве он был не прав?
– Саш. – Митя хотел было объясниться, но Сашка вдруг, как безумный, вскочил с места:
– Давай сбежим, а?
– А как?
– Скоро караульный принесет обед, мы его свяжем…
Митя в горячке махнул рукой:
– Тоже мне беглец! Не говори ерунды. Ничего не выйдет, только добавят еще суток по десять. Вот уж тогда точно – своих не догоним.
Сашка многозначительно посмотрел на Митю, видно, переваривал услышанное, потом с пущей убежденностью накинулся на него:
– Да выйдет. Вот увидишь – выйдет!
– А о караульном ты подумал? Знаешь, что ему за это будет?
О-о, опять эта святая правильность! Да как же ты воевать-то будешь?
– А обо мне ты подумал – тогда, в казарме, и сейчас, а? Ты можешь хоть раз сделать что-нибудь не по уставу?
Митя, потупясь, молчал. Черт бы побрал этот дурацкий характер. А Сашка все распылялся:
– Да ты просто трус! А уставом… только прикрываешься!
Опять он за свое! Митя хотел схватить Сашку за грудки, но тот ловко увернулся и уже замахнулся, чтобы ударить зануду в глаз, но в это время заскрежетал засов.
Оба, как по команде, замерли и уставились на дверь. Через секунду она распахнулась, и на пороге появился лейтенант Алешкин, строгий, одетый по-походному.
– Так, драчуны, ввиду полученного училищем боевого приказа объявляю ваше наказание отсроченным. Выходите.
Запыхавшиеся санитарки едва успели к окончанию погрузки. Суровая Карповна посмотрела на них, как на провинившихся. Но умоляющие, скорбные глаза Маши заставили смягчиться незлобивое сердце пожилой женщины. Уж кто-кто, а она знала подлинную цену этим последним минутам перед расставанием.
Карповна невольно вспомнила тот жаркий летний день, когда провожала на войну своего мужа. Как плакала, подталкивая к отцу ничего не понимающего сына. Как почти теряя разум от горя, припадала к его широкой груди, будто запоминая запах близкого человека. И потом, в неведомой ей Галиции, немецкая пуля в один момент оборвала их недолгую семейную жизнь.
Карповна глубоко вздохнула и молча кивнула девчонкам на оставшиеся у входа в санчасть вещмешки – берите, ваши. Маша и Люся кинулись за вещами и поспешили к полуторке. Из кабины выглянул суровый военфельдшер Петров и недовольно прикрикнул на опоздавших:
– Ну, скорее там!
Девушки проворно перемахнули через задний борт и уселись на ящики с медикаментами. Но машина не спешила отъезжать, похоже, военфельдшер Петров ждал еще кого-то.
В одночасье пустой и торжественный плац артиллерийского училища превратился в привокзальную площадь. То и дело сновали озабоченные курсанты, подгоняемые командирами. Цепляли к машинам орудия, грузили ящики со снарядами… В кажущейся на первый взгляд суете чувствовалась слаженная работа сплоченных людей. И ощущалась странная смесь тревоги и азарта предстоящего большого дела.
Машу