Однако мне есть в чем Вас упрекнуть. Прочитав в газете о кончине господина Тамаки, я была потрясена. И одновременно в замешательстве. Почему за все это время Вы не сочли возможным хотя бы позвонить мне? Позвольте мне быть с Вами откровенной.
Вряд ли Вы можете представить, с каким нетерпением я ждала возможности услышать Ваш голос. Если бы Вы удостоили меня хотя бы кратким сообщением о случившемся, для меня это стало бы свидетельством Вашего неравнодушия. Не могу передать, как я огорчена Вашим молчанием.
Я не намерена утомлять Вас докучливыми претензиями и надеюсь, что Вы отнесетесь к сему письму как к излиянию моей нетерпеливой души, столь сильно привязанной к Вам. Живу надеждой на скорую встречу с Вами.
Кадзу
На следующий день, во время танцевальной репетиции, которую Кадзу посещала из чувства долга, на словах вступительной части к танцу Ясуны[19] из репертуара театра кабуки: «Любовь! Любовь, в сердце пусто – такая вот любовь» – у нее полились слезы.
А еще через день, около полудня, позвонил Ногути. Он разговаривал как ни в чем не бывало, а о письме и вовсе не упомянул.
Голос по телефону звучал серьезно, даже торжественно, беседа, прерываемая паузами, продолжалась довольно долго. Они договорились о встрече.
В конце разговора Кадзу потеряла терпение и напористо высказала свои претензии:
– Так почему же вы лично не сообщили мне о смерти господина Тамаки?
На другом конце телефонной линии Ногути с неприятным смешком, словно желая выиграть время, неопределенно произнес:
– По правде говоря, особых причин не было, просто лишняя возня.
Смысл ответа от Кадзу ускользнул. «Лишняя возня». Это явно из лексикона стариков.
Глава шестая
В ожидании поездки
После этого звонка они часто встречались. Кадзу побывала у Ногути в гостях. Он жил один в старом доме в районе Сиинамати, заботилась о нем невзрачная служанка средних лет, и это успокоило Кадзу. Она вдруг загорелась желанием окружить его всяческим вниманием; блюда для новогодней трапезы по ее распоряжению доставили из ресторана «Сэцугоан».
Полки в кабинете Ногути заполняли европейские издания; Кадзу прониклась уважением к текстам, к словам, которые не могла прочесть.
– И вы все это читали?
– А-а, почти.
– Среди них, наверное, есть книги о разных тайнах.
– Таких – ни одной.
Это решительное утверждение удивило Кадзу. Мир, созданный интеллектом и состоящий из одних интеллектуальных вещей, лежал вне ее понимания. Разве нет во всем обратной стороны? Глубокое впечатление, которое производил на нее Ногути, похоже, возникло оттого, что лишь у него не было никакой обратной стороны – всегда одно, обращенное к тебе лицо. Конечно, Кадзу принципиально не верила в существование таких людей. Не верила, но почти идеальная личность, которую