– Не сомневайтесь, – довольно сказал Веденеев. – Ирочка, шамаевскую программу на обе установки. Полный цикл.
Профессор подошел к резервному пульту и набрал на клавиатуре какую-то команду. Шварцман сразу высунулся из кабинета:
– Васильев вернулся? Вижу подтверждение максимальной мощности!
– Исаак Яковлевич, идите работать, – махнул рукой профессор. – У меня есть все полномочия.
Вентиляция взвыла, подстраиваясь к росту мощности установки – синхронно с системой охлаждения; под полом опять что-то вздрогнуло. Ираиде всегда представлялся в такие моменты спящий глубоко под землей великан. Ему нет ни до кого дела, но суетливые людишки беспокоят и мешают.
Требуют поделиться силой, теребя за усы.
Один из лаборантов Шамаева вернулся из медблока, застенчиво встал в сторонке. Для них, помощников каждого из этих неординарных ученых, любая мысль, любые брошенные вскользь слова значили многое. Тем более почетно было присутствовать при экспериментах.
– Реактор в норме. Установка в норме. Мощность ноль восемьдесят два от максимальной.
Ираида говорила неторопливо, глядя на мониторы.
– Зафиксируйте все данные! Все! Я потом разберусь с результатами, – напомнил ей Шамаев.
Женщина кивнула.
Она никогда из их не любила – что нервного Вольтаряна, что этого Шамаева, напыщенного и высокомерного. Ее чувства и к самому профессору были далеки от любви: уважение – да, возможно, преклонение перед интеллектом. Но ничего личного.
Ираида Зосс вообще не любила людей.
После ряда команд с пульта обе камеры, повинуясь мощному механизму, спрятанному в недрах установки, соединились. Стена, их разделявшая, ушла вверх, конструкция из стекол Теслы повернулась, из шара превращаясь в открытую в сторону второго трансформатора полусферу. Кресло испытателя по направляющим отъехало правее, оказавшись в середине объединенной установки.
– В какую дверь? – на секунду замешкался Шамаев.
Он как раз выложил из карманов ненужные и потенциально опасные в камере смартфон, ключи от машины и зажигалку.
– Все равно, – бросил профессор. – Там теперь единое пространство. Идите в левую, так удобнее.
Антон кивнул, протер лысину носовым платком и бросил его к вещам на столик.
– Реактор в норме. Установка в норме. Сцепление камер штатное. Мощность ноль девяносто шесть от максимальной. Готова к подаче энергии.
Шамаев под эти слова и вошел в объединенную камеру трансформаторов. Интересное зрелище: левая полусфера из шаров Теслы, в зареве многоцветных молний, правая – почти черная на этом фоне, из вогнутых шестиугольных плит размером с раскрытый зонт. В середине стояло ждущее его кресло.
– Тройной импульс. Потом пауза и серия одинарных до появления всплеска кривой тэта, – сказал профессор. – Шамаев почти гений, коллеги, только очень уж колючий. Как еж. Скажу сейчас, пока он не слышит.
Гениальный