Последний день приговоренного к смерти. Виктор Мари Гюго

сказал он мне, – ты что-то невесел. Смотри не струсь перед смертью: знаешь, там на площади придется тебе провести прескверную минуту, но зато это недолго! Мне бы хотелось быть там, чтоб показать тебе эту штуку. Знаешь что? Я даже просьбы не подам, если только меня скосят нынче же вместе с тобою. Одного попа было бы довольно для нас обоих – поделиться им с тобой мне ничего не значит. Ты видишь, что я добрый малый. А? Хочешь? По дружбе?

      Он еще сделал шаг ко мне.

      – Сударь, – сказал я ему, оттолкнув, – благодарю вас.

      Новые взрывы хохота.

      – О! О! «Сударь»! Вы в некотором роде маркиз? Он маркиз!

      Я прервал его:

      – Друг мой, мне нужно собраться с духом, оставьте меня.

      Серьезный тон моих слов заставил его вдруг задуматься. Он покачал своей седой и почти лысой головой, потом стал царапать когтями мохнатую грудь, которая виднелась из его открытой рубашки, и, наконец, процедил свозь зубы:

      – Известное дело, кабан! [12]

      Потом, помолчав немного, он почти робко прибавил: