Зажегся зеленый; Элинор свернула на шоссе и выехала из города. «Теперь, – думала она, – никто меня не поймает; им даже неизвестно, куда я направляюсь».
До сих пор она еще никогда не ездила одна так далеко. Глупо было делить такой чудный путь на часы и мили; ведя машину точно между разделительной полосой слева и полосой деревьев справа, Элинор представляла его как череду мгновений, увлекающих ее за собой по немыслимо новой дороге в новое место. Путешествие само по себе было ее свершением, цель не представлялась никак, а возможно, и вовсе не существовала. Элинор хотела насладиться каждым поворотом, она любовалась шоссе, деревьями, домами, маленькими уродливыми городишками и дразнила себя мыслью, что может остановиться, где вздумает, и осесть там навсегда. Можно поставить машину на обочине – хотя на самом деле это запрещено, и если она так поступит, ее накажут, напоминала себе Элинор, – и уйти за деревья в манящие поля. Можно бродить до изнеможения, гоняться за бабочками или следовать вдоль ручья, а с приближением ночи выйти к избушке, где бедный дровосек даст ей приют. Можно навсегда поселиться в Ист-Баррингтоне, или Десмонде, или административном центре Берк, а можно просто ехать и ехать куда глаза глядят, покуда колеса не изотрутся вконец и она не окажется на краю света.
«А с тем же успехом, – подумала она, – можно доехать до Хилл-хауса, где меня ждут и где мне обещаны комната, стол и символическое вознаграждение за то, что я бросила все дела и умчалась невесть куда на поиски приключений. Интересно, какой он, доктор Монтегю? Интересно, какой он, Хилл-хаус? Интересно, кто еще там будет?»
Элинор уже довольно далеко отъехала от города и теперь ждала поворота на шоссе номер тридцать девять – волшебную нить, проложенную для нее доктором Монтегю, единственную из дорог мира, ведущую в Хилл-хаус; никакой другой путь не связывает ее прежний дом с местом, куда ей хочется попасть. И доктор Монтегю не подвел ни в единой мелочи. Под указателем «Шоссе № 39» был прибит и второй: «Эштон, 121 миля».
Дорога, закадычная подруга Элинор, петляла меж полей и садов, являя за каждым поворотом новые чудеса: то смотрящую из-за ограды корову, то апатичную собаку, ныряла в лощины, где притаились тихие городки. На главной улице одного из них девушка миновала большой дом с колоннами, оградой, ставнями на окнах и каменными львами у входа. Ей подумалось, что она могла бы жить здесь, каждое утро стирать со львов пыль, каждый вечер гладить их по голове и желать им доброй ночи. «Сейчас – это сегодня, такое-то июня, – убеждала она себя, – но притом какое-то совсем другое время, новое и длинное-предлинное: