Вот, тебе и – Нате! По тропинке, весело переговариваясь, движутся та девица и… Строгор.
Времени на расчеты не оставалось. Любое решение, всего скорее, будет неправильным.
Самострелов и огнестрелов у татлатов он не приметил, но это вовсе не означает, что его у них нет, а посему первый порыв, выйти этой парочке навстречу, может оказаться губительным, как для него, так и для Строгора.
Дать парочке дойти до татлатов? Не справятся вдвоем против полусотни.
Впрочем, Строгор ли это? Не мог человек выжить в том пламени. Сотни шагов не успел тогда дойти Тысячеликий, а, если бы дошел, то что бы смог сделать? Лучше рассмотреть, как скручивают тело человека незримые силы, что напрасно сопротивляется им человек, упрямо удерживая над головой раскалившийся меч?
Но это Тысячеликий и с сотни шагов рассмотрел, и даже увидел, как в последний момент ….
А видел ли, или хотел видеть? Никто больше не подтвердит, что над чашей неожиданно образовалась золотистая воронка и, втянув тело Строгора, осела на чашу, – а порыв ветра разом разметал над городом золотые искры.
«Нет, не разметал», – встречный человек казался безумным: «Скрутил ветер искры в золотую карусель метели, и унес их в, открывшийся только ему, проход в светлый мир».
Тысячеликий прошел, было, мимо, но понял-таки, что не безумными были глаза человека.
– Где же этот чудесный проход? – Догнал чудака Тысячеликий.
– Он – перед тобой, но нет туда ходу незваному.
– Ты – туда?
– Я – тоже незваный.
Но Тысячеликий уже знал, на какую Заставу ведет тот проход.
И, все же, прав был человек: не был Тысячеликий званым. И выход у него был только один: бегством спасаться, Драму уподобляясь. Но и на это он уже опаздывал: все сильнее рукотворное солнце распалялось. Одно спасение: забиться в глубокую пещеру и надеяться, что не вековечным будет солнце.
Вот, когда не рад он был своей вечности: вся пещера сотрясалась от глубинных толчков и сыпала на свое дно лавины камней, надменно угрожая устроить своему пленнику вечный склеп.
И Тычячеликий струсил так, как еще никогда не было. В полной темноте бежать куда-то было бессмысленно, но он куда-то бежал, падая и разбивая в кровь все, что можно.
И все-таки чувство самосохранения его не покинуло. Когда же наступила оглушающая тишина, он, как ему показалось, услышал начало последнего толчка, и инстинктивно вжался в стену.
Что было дальше, он уже не слышал. Наверное, потерял сознание, а, когда, побитый, как бродячая собака, очнулся на берегу пруда, не мог поверить в свое спасение.
Название Заставы он прочел на стоящей неподалеку табличке, – и это ввергло его в долгое сомнение, поскольку таких совпадений не бывает.
Впрочем, не должно быть здесь и татлатов. Никак не должно. Но они здесь были. И Строгор с девицей недалеко от них остановились: толи опасность почувствовали, толи …. Было во всем этом что-то ненастоящее.
Не впервые