А Илиль – ждать совсем невтерпеж. Метнулась наперерез тому человеку:
– Кто таков? Не время чужому по Заставе шастать.
– Откуда ж мне время знать, красавица? Может, и не время, да ждать некогда. Строгора я ищу.
А она имя меж ушей пропустила:
– Себя-то не назвал-таки.
– Строгору мое имя известно.
– Может, и известно, да где Строгора взять? Только раз здесь и появился.
– Это кто – такой Строгор? – Выпал из-за угла, пошатываясь из стоны в сторону, пьяный Валят. – Это тот, кому я бока хотел намять?
– Ты? Намять? – Тут же вплелась в игру Илиль. – Если бы не отец.
– Это точно. Если бы отец меня не запер, я бы ему. – Набычился Валят. – Не думай, что, если он молотом горазд махать, то справился бы со мной. – И, словно протрезвев. – Не жди, Илиль, Он больше не вернется. Что ему заставская девчонка, если там такие красавицы за ним табунами ходят?
– Все одно, твоей не буду. – Топнула ногой Илиль. – Усы сначала вырасти.
– Усы? – Захлебнулся он обиды парень – в сторону метнулся.
– Чего это он? – Удивился Чужак.
– К Строгору приревновал. – Равнодушно отмахнулась рукой Илиль.
– Так он, все же, здесь?
– В тот раз еще. – И все было в голосе Илиль: и любовь, и обида, и тоска.
Тысячеликий нашел парня у воды.
– Крута девица.
– Все одно, моей будет. Не вернется этот Строгор больше сюда. А, если надумает, никто меня не удержит, – прочь прогоню, как пса блудливого.
– А мне сказали, что он сюда направился.
– Пусть только появится, будет знать.
– Неужели краше не нашел? – Тысячеликий, как бы невзначай, оглянулся туда, где оставил девицу. – И нрав, чувствую, – еще тот.
– Доктор говорит, изладится ее лицо. Это оно таким стало, когда она с Заставы его провожала.
– Ждет его?
– Эх, да, что тут говорить? – Схватился за волосы парень. – Веришь, с того времени спать не могу?
– Бывает. – Вздохнул Тысячеликий. – Если он появится, скажи мне, – и я обещаю, больше его здесь не увидите.
– Думаешь, появится? Ладно, скажу. Где тебя искать-то?
– Вон, в той домушке. – И Тысячеликий показал на строение возле горы.
– Ну, Валят, и молодец ты. – Чмокнула его в щеку Илиль. – Это надо же такой спектакль сыграть.
«Эх. Знала бы ты, любовь моя, сколько правды в том спектакле было. Все бы сделал, чтоб ты моей была. Все бы сделал, да, не могу поперек твоей любви вставать». А щека все-равно пылала от ее поцелуя.
***
– Отец, я должна уйти.
Как ни ожидал Друд эти слова, все равно, они застали его врасплох.
А она торопит:
– Чего молчишь, отец. Если считаешь, что я должна остаться, я останусь. Только не молчи.
– Счастью твоему я перечить не могу, хотя и не уверен,