– Для меня, господин костельничий, достаточно всего, что я вижу, потому что мой наряд – моя кольчуга, битва – мой лучший отдых, борьба – это всё.., ну и так далее.
Хозяин, послушав его, возомнил что гость назвал его «костильничим», потому что он был похож на здоровых кастильских парней, а на самом деле он был андалузцем, да ещё с пляжа Сан Лукар, и не менее вор и громила, чем знаменитый Кака Кастильский и не менее жуликоватый, чем школяр или студент, так что он в итоге ответил ему:
– Я так рад, что в соответствии с вашими требованиями кровати вашей милости будут жёсткими, как булыжник, и ваш сон, таким образом, будет всегда чуток и таким образом вам сам бог предоставил удачный случай, поселив в моей скромной хижине и случай этот таков – вас поджидает миллион возможностей и поводов не смыкать глаз хоть целый год, а то, что в эту ночь вы ни разу не сомкнёте глаз, я могу вам гарантировать!
И, сказав это, он взял на абордаж кобылу Дон Кихота, который с большим трудом спешился и едва стоял на ногах, потому что с утра у него во рту маковой росинки не было. Затем он сказал хозяину, чтобы тот получше позаботился о лошади великого пилигрима, потому что это было по его мнения самое лучшее травоядная тварь в мире. Пузан посмотрел на жалкую кобылу, и не нашёл в ней и половины заявленных достоинств, какие утверждал Дон Кихот, и тут же отвёл четвероногого друга Дон Кихота в стойло, и мгновенно вернувшись назад, осведомился, не угодно ли тому чего пожелать и увидел, как девицы снимают с нашего рыцаря потные доспехи и уже помирились с ним. Хотя девкам легко удалось сорвать с него нагрудник и наплечники, но ожерельник и картонный шлем сидели на нём, как влитые, и с них свисали длинные зелёные ленты с узлами по всей длине.
Таким образом, ввиду того, что узлы девицам развязать не удалось, снять шлем не представлялось иным способом, кроме как разрезав многочисленные ленты, на что доблестный наш Дон Кихот не пошёл бы даже под страхом смертной казни, в результате чего ему пришлось до утра просидеть в шлеме, и он был до того смешон и комичен своим нелепым видом, что ничего смешнее в мире наверняка бы не нашлось.
Пока девки разоблачали его от липких доспехов, он, принимая их за благородных донн и герцогинь, признанных жемчужин гостеприимного замка, ублажал их чрезвычайно проникновенными стихами:
– Никогда я не был принят
Лучше, Чем у дам прелестных
И они ходили скопом
За высоким Дон Кихотом
И зело его лечили,
Когда гордый копьеносец
К ним явился из деревни,
На горячем Росинанте,
И за ним они ходили, когда узнали, как зовут моего коня, которого нельзя было не полюбить, а меня, да будет вам известно, зовут Дон Кихот Ламанчский, и хотя я не имел намеренья козырять своим именем допрежь того, как миру явятся мои подвиги, о которых