В глубоком молчании я выслушал то, что говорил мне мой друг, и так отпечатались в моём мозгу его божественные доводы, что я, не вступая в бессмысленный спор, одобрил их и почёл за благо вставить в своё предисловие. Итак, ты видишь, мой милый читатель, как благоразумие моего друга, а также милость Провидения и пособничество Фортуны, которые послали в нужный момент такого великолепного советчика, виновного в том, что история знаменитого Дон Кихота из Ла Манчи, о котором говорят все жители района Кампо-де-Монти, легко и ненавязчиво попадёт в твои руки, и ты узнаешь всё о человеке, который был самым целомудренным влюбленным из всех влюблённых и самым храбрым рыцарем из всех рыцарей, каких когда-либо видели в наших краях. Но я не буду преувеличивать своих заслуг, расхваливая себя за знакомство со столь благородным и столь почетным рыцарем, но я хочу, чтобы ты всё-таки возблагодарил меня за то, что получил в лучшие друзья и знаменитого Санчо Пансу, его оруженосца, в котором, по моему мнению, я показал самые лучшие качества всех верных оруженосцев мира, которые бездарно и широко разбросаны в бескрайних библиотеках на страницах пустых книжонок, посвящённых рыцарству. И с этим дай бог тебе всяческого здоровья, а меня не забывай!
Глава Первая
В коей рассказывается о происхождении Дон Кихота Ламанчского и поясняется, кто он вообще-то такой.
В некоем богом забытом селеньи Ла-Манчи, которое мне противно даже припоминать, не так давно влачил свою долгую жизнь один довольно примечательный идальго по имени не то дон Кехана, не то – дон Кихудра, не то ещё как, обладатель древнего фамильного гнилого и довольно-таки тупого копья, потёртого деревянного щита с наполовину облезшей краскою, худющей кобылёнки с торчащими во все стороны как гвозди рёбрами и старой борзой собаки. Горшок с чем-то вроде овощей, чаще с вареной говядиной, реже – с бараниной, винегрет на ужин ближе к ночи, пост по пятницам, чреватый только миской вареной чечевицы, всегдашняя яичница с салом в субботу, жареный голубь в виде весомой добавки по воскресеньям – вот всё, на что уходило три четверти его скромного дохода.
Всё остальное тратилось на выходное полукафтанье довольно тонкого сукна, широкие бархатные штаны и остроносые туфли из того же бархата, в которых он щеголял по праздникам, в будни довольствуясь домотканым костюмом из грубого, но весьма добротного сукна и такими же штанами.
У него в доме проживала экономка, которой перевалило уже далеко за сорок лет и племянница, не достигшая и двадцати, да ещё слуга более чем преклонного возраста, гораздый и камни ворочать в огороде, и орудовать в саду секатором, когда