«Ох, жалко,
Жалко по многим статьям.
Ведь он живой,
он – не палка
И не халям-балям!
Сын посадил перед службой,
Вскоре геройски погиб».
С деревом больше чем дружба
Длилась… Услышит вдруг скрип
Там, за оконною рамой,
Тотчас бежит:
«Ну чего,
Миленький?
Вот твоя мама,
Я упасу от всего!»
В зиму соломою кутала
Ствол. А уж летней порой
Все поливала, не мутною,
А родниковой водой,
Из-под обрыва носила,
Грыжу платком притянув,
Тихо молитву творила:
«Нас не оставь,
Святый Дух!
Нет у меня никогошеньки
По свету ближе родни».
Пел соловей на кокошнике
Ноченьки все и все дни.
И догадалась болезная:
Это сынишки душа,
Неосторожно не лезла,
Хлебушка только кроша.
Все шло и мирно и ладно,
Что же еще пожелать?!
…Срублен вязок.
Горек ладан.
Плачет несчастная мать.
Что она может поделать
С властью, извечно крутой?
Щуплое трусится тело.
Воет горюн-домовой…
«С рожденья… и потом извечно…»
С рожденья… и потом извечно
Послушны мы одной стезе,
Она на Путь похожа Млечный,
Вся в свежих звездах и росе.
Не помышляем об опоре,
О ветре, чтоб попутен нам,
И нипочем пустыни, море,
Как на руке от розы шрам.
И мы откуда в Путь отправились,
Впредь не вернемся никогда.
Зачем?
Мы здесь уже прославились,
Земные отдали года.
Их порассыпали, как семя,
В полях – они обречены,
Их одолеет зоркий Север,
Блаженной не узрев вины.
У Господа просторно плавать
И все, как диво, замечать,
И о потерянном не плакать,
И что прошло —
не вспоминать.
«Уже исчерпан лет запас…»
Уже исчерпан лет запас,
Порушен бег мечты.
Запамятовал, кого ты спас,
Низвергнул с высоты.
С холодным очерком лица
Мелькаешь в чаще лет.
И ни оконца, ни крыльца,
Сплошной до неба свет.
Не стало сердца и ума,
Отпала в них нужда.
И не потрафила зима —
Слизала кровь с ножа.
«Как зовут его…»
Как зовут его?
Неважно,
Может, это мой сосед,
Может, ваш сосед.
И даже
Если в яви его нет,
Все равно… его мне жалко,
Он – как я… А я – как он.
То промозглость, а то жарко.
Старый плачет патефон
О