– Дворовые болтали, – пояснил сын без тени смущения. – Говорили, будто батюшка – изгой, и ему большое княжество не положено, а раз он поехал земли примыслить, то теперь обязательно война с Киевом будет.
– Меньше слушай дворню! – Ланка рассерженно встала. – Не княжье это дело, с дворовыми болтать.
– Так я с ними и не говорил, они меж собой, – смутился, наконец, мальчишка. – Они и не видели, что я слушаю…
– Та-ак, – княгиня нарочито гневно растянула слово. – Ты ещё и подслушиваешь? А вот это уж точно не по-княжьи. Не в честь!
Но окончательно смутить Рюрика ей не удалось.
– Мамо, а кто такой изгой? – требовательно спросил сын. Видно почуял, что раз мать сердится, то дворовые сказали правду. Или часть правды.
– Подрастёшь – поймёшь, – отрезала Ланка.
Вестимо, поймёт. Когда самого изгоем назовут.
Найти того, кто болтал. Выспросить у няньки и сенных девок, где сегодня болтался княжич. Самих девок да няньку за волосы оттаскать бы нехудо – смотрели бы лучше за сыном. А уж если это они сами говорили…
У самого Рюрика не выспросишь – скрытный, весь в отца. Тот тоже – даже подушке своей вряд ли свои тайные замыслы расскажет. И Ланке-то рассказал не вдруг, только уже когда сама догадываться начала.
– Не надо никого наказывать, – сказал вдруг сын, глядя на княгиню исподлобья. – Они не виноваты…
Ланка вдруг рассмеялась – весь гнев пропал невесть куда, до того потешен был насупленный Рюрик.
– Ладно, соколёнок мой, не буду, – она вновь погладила сына по голове.
– Да, – вспомнил он. – Я чего к тебе шёл-то? Там посол из Киева приехал…
– Так чего же ты молчал-то столько времени, шалопут? – всплеснула руками княгиня. – Где он сейчас?
– В гриднице, – ответил мальчишка, весело улыбаясь. – С ним сейчас дядька Кравец говорит…
У княгини невольно сузились глаза. Тысяцкий Владимира слишком много власти в руках имеет, а это плохо. Эвон, даже княгиню не созвал, как посол приехал…
Но тут в отворённой двери возник теремной вестоноша:
– Матушка-княгиня, тысяцкий просит в гридницу спуститься.
– Иду, – чуть помягчев, ответила Ланка. Тысяцкий всё-таки её позвал. Просто сын успел раньше вестоноши.
Киевский посол был молод – лет двадцать, не более. Да и послом-то его назвать было бы слишком громко, преувеличил Рюрик – гонец, скорее. Княгиня изо всех сил сдерживала себя, чтоб не улыбнуться, но видимо, глаза её всё же выдали – гонец встретился с ней взглядом и вдруг вспыхнул совсем по-мальчишечьи, залился краской. Ланка невольно отвела глаза.
– Великий князь Изяслав Ярославич желает видеть, княгиня, твоего мужа, – чуть дрогнувшим голосом сказал гонец. Ланка недоумённо поглядела на него, потом на тысяцкого – чуть кряжеватого чернявого боярина Кравца.
– Послание что, именно ко мне? – звонко спросила она, и гонцу ясно послышался