– Прикинь, Санёк, офицеры говорят, что построения не будет!
– Не дают даже попрощаться, уроды!
– Как это? – Санька непонимающе вращал глазами. – А как же традиции, там всё такое?
– Не знаю, – зло бросил Серёга.
– Козлы! – сердился Игорь. – Новая метла по-новому метёт. Вроде новый командир дивизиона запретил ночные подъёмы. Эх, то ли дело был Шеремет Владимир Дмитриевич! Тот бы такого не допустил. А этот так… барахло.
– Да, – согласился Санька. – Говорили, что Шеремет куда-то в Сибирь заменяется?
– А я слыхал, домой, на Украину, – вставил Кононов. И тут же зло добавил: – Да нам теперь не всё равно?!
Все, кто был в бытовке, соглашаясь, закивали. В этот момент дневальный прокричал:
– Дежурный по батарее, на выход!
– Ага, принесло кого-то, – поднимаясь со стула, нервно молвил грузин Онисе Джанелидзе. – Не дай боже старшина.
– Тьфу на тебя!
– Вот тянут за язык!
– Помолчал бы, – раздалось сразу несколько голосов.
А дневальный уже командовал:
– «Дембелям» строиться!
Народ в бытовке засуетился, завздыхал, потянулся в коридор. На ходу кто-то из парней бурчал:
– Я сейчас этому дневальному нос откушу, крыса полосатая. Хоть бы как-то по-другому сказал. Теперь мы уедем, а это мурло будет перед всеми хвастаться, что «дембелей» строил.
– Да ладно, хватит.
– И не надоело?
– Не боишься, что до Нового года оставят? – понеслось со всех сторон.
И только в коридоре все разом затихли.
По начищенной до блеска плитке медленно, заложив руки за спину, прохаживался старший прапорщик Мартынюк.
Среднего роста, с самой что ни на есть обыкновенной, заурядной внешностью, но с пронзительным, цепким взглядом серых глаз старшина 4-й батареи одним своим видом вызывал у солдат и сержантов и даже у некоторых младших офицеров если не ужас, то состояние паники уж точно. Никто в подразделении не мог укрыться от его внимательного взгляда; ничто в пределах этажа, на котором жили сразу две батареи, не могло быть для Мартынюка тайным. Он знал обо всём! Ходили даже шуточки, что ему впору возглавлять «особый отдел». Впрочем, шуточки эти произносились шёпотом где-нибудь в самом дальнем углу парка техники или же в окопах на полигоне. А тот, кто их произносил, тут же сто раз оглядывался по сторонам и жалел о том, что разболтался. Старался свою же шутку разбавить другой шуткой, чтобы всё выглядело как можно безобиднее. Потому что никто и никогда не был уверен в том, что его пусть и шальные слова уже назавтра не станут достоянием слуха старшины. И кто знает, как он их воспримет и поймёт?
У Мартынюка не было явных стукачей.