По обе стороны дороги
колеблется над полем стынь.
Тепла редеющего крохи
склевали петухи-кусты.
Над ними туча низко виснет,
и оттого трудней дышать,
и оперенья ярких листьев
не удержать, не удержать.
Ведь провода, и те ослабли,
по ним, провисшим, там и тут
ползут беспомощные капли
и замерзают на ходу.
По тропке, твёрдой от морозца,
в чуть тёплый дом назад вернусь.
А там опять встречает осень:
то скрип, то мрак,
то вздох, то грусть…
И лишь одно покоит душу
под скрип обмёрзших тополей –
что грянет снег и станет лучше,
хотя б синее и белей.
На землю ляжет он невеско,
по ней соскучившись давно,
как будто белой занавеской
задернет серое окно.
Пейзаж
Шумят осины у реки
и тянут к небу руки белые.
Прошли дни тёплые, дни первые,
пришли последние деньки.
Зима уже не выжидает:
в траве замёрзшая роса.
Октябрьский ветер выжигает
насквозь печальные леса.
Вот пристань. К ней сынишка-катер
спешит прижаться что есть сил.
А в Волгу медленно, по капле
стекает золото осин.
Склонилась ива, как лосиха,
земля вздыхает глубоко.
И пусто стало, и красиво,
и одиноко, и легко.
«Забытый стожок, как котомка…»
Забытый стожок, как котомка,
в которой теплынь-тишина.
В полях одиноко и колко,
и пыльная в небе луна.
И песня протяжная где-то,
и ночка, темнея сильней,
целует спьяна до рассвета
небритые щеки полей.
«Здесь осенью ветер шалеет…»
Здесь осенью ветер шалеет,
здесь полный ему разворот.
Вокруг ничего не жалеет
и в клочья
себя
разорвёт
о скалы и острые сучья,
о льды затвердевшей реки.
Висят на вулканах не тучи –
погибшего ветра клочки.
Луна, будто капля, стекает,
за сопку вот-вот упадёт
Отбой. Городок засыпает.
Блестит отшлифованный лёд.
Привычная глазу картина:
стучат, костенея, кусты,
да, ёжась, промчится машина,
да смена идёт на посты…
«Из моря выбросит звезду…»
Из моря выбросит звезду
волна упругая, ночная,
то чёрная, то золотая,
и