«Какой несносный характер у этого юноши! – с досадой подумал Дутрлез. – Я хотел сделать ему одолжение, но поссорился с ним, и бог знает, как он теперь выпутается из затруднения. Однако мне это на руку. Он не может драться с Бульруа, и, может быть, я сам найду случай наказать этого негодяя, который позволил себе злословить об Арлетт».
Мотапан спокойно наблюдал за этой сценой, и по его улыбке можно было догадаться, что увиденное его насмешило. В свои пятьдесят лет этот состоятельный господин был еще вполне крепким мужчиной. Годы грузом легли на его сильные плечи, но волосы оставались черны, как агат, и только жесткая и грубая борода, наполовину закрывавшая щеки, была чуть тронута сединой. Глаза под густыми бровями сверкали, как угли, а когда он смеялся, то показывал волчьи зубы – длинные, белые и острые. Лицо его походило на маску Полишинеля[8]: выпуклый лоб и громадный загнутый нос, нависающий над острым подбородком.
Если бы Мотапан был низкого роста, то со своей большой головой и немного трагическим выражением лица он казался бы смешным, но у него была фигура кирасира, и насмехаться над ним никому не приходило в голову. С его проницательного лица обычно не сходила полуулыбка.
Дутрлез, хорошо знавший своего домохозяина, недоумевал, зачем тот пришел в полдень в кофейню «Лира», – наверняка не завтракать: он не садился за стол и, по всей видимости, собирался уходить. Тут Альбер заметил опал, который положил на стол и забыл убрать. Первой его мыслью было прикрыть камень салфеткой, но Мотапан смотрел на Дутрлеза в упор, и тот передумал. Он решил, что лучше действовать иначе – попросить счет, в ожидании его отвлечь внимание Мотапана и за разговором незаметно убрать драгоценный камень. Но Мотапан его опередил.
– Я пришел сюда, чтобы найти одного человека, – сказал он. – Пока я его не вижу, но надеюсь, что он придет. Вы не возражаете, если я займу место Кальпренеда?
– Сделайте одолжение, – ответил Дутрлез, прикрывая камень локтем и думая совсем о другом.
– Я недолго буду вам надоедать и могу предложить хорошую сигару, – продолжал Мотапан, сев на стул. – Такие в Париже никто не курит. В прошлом году я специально послал в Гавану одного из своих друзей, чтобы купить десять тысяч таких сигар.
– Благодарю, вы очень любезны, – ответил Дутрлез, протягивая руку, чтобы принять драгоценный подарок.
– Какая муха укусила вашего молодого друга? – спросил Мотапан.
– Просто он очень обидчив.
– Брыкается, как норовистый жеребец. Он на вас рассердился? Мне показалось, что он вел себя не совсем учтиво.
– Да? Я не обратил внимания.
– И вы правы. Младший Кальпренед совсем как ребенок. Кстати, о каких это странных ночных происшествиях он говорил? Мой дом мне дорог, и меня интересует все, что в нем происходит.
Дутрлез замешкался, размышляя над ответом, но тут ему пришло в голову, что, может быть, лучше просто сказать правду. Теперь он был уверен, что встретил не Жюльена, и не боялся скомпрометировать его, рассказав о своем приключении на лестнице.
Барон