Но таило оно некую неуловимость, заключенную, может, даже в той фразе, что ему стыдно за свое происхождение.
8
Надо отдать ему должное, Максим никогда не уставал от чудаков.
Они ему были даже симпатичны.
Вот сегодня сел один и вопрошает:
– Наверно, и ты не живешь разнообразной жизнью?
– Какой именно? – уточнил Максим.
– Ну той, что с природой нас единит.
– Любопытно.
– Более поучительно, чем так, как ты сказал.
– И в чем же заключается суть?
Чудак – яркоглаз.
Но цвета его роговицы Максим не уловил.
– Я начал с муравья, – продолжал чудак. – Целый день перенимал все его повадки и даже пристрастия.
– Ну а потом? – Максим смотрел на него с интересом. – Не стрекоза ли была следующая?
– Нет, – ответил чудак, – кузнечик.
И тут Максим уловил смысл его чудачеств.
– А сейчас вы кто? – спросил он.
– Из насекомых я вышел только через год. А с января прожил двести звериных жизней.
Еще чудак рассказал, что спит только сидя, а пишет стоя.
– А при каких же обстоятельствах лежите? – понаивничал Максим.
– Не скажу, – замахал руками чудак, – а то и работу бросишь, будешь только этим заниматься без сна и отдыха.
Чудак по-кошачьи вылез из машины, видимо, изображая пантеру, и сгинул.
И вскоре Максим поймал себя на том, что стал следить за своими седоками глазами этого чудака.
Ибо он сказал: «Не ведая того, каждый проживает жизнь насекомых, птиц или животных. Он только этого не замечает. А как – все люди напоминают зверей!»
– Интересно, – вслух подумал Максим, – кем я сегодня кажусь, что так тянет кому-то надгрызть судьбу?
9
– Ты хоть знаешь, как болит душа? – спросила Подруга Жены, когда он в очередной раз вознамерился отвезти ее домой.
– Приблизительно, – буркнул он.
– Это намек на сокровенность?
Она принялась прихорашивать себя, смотрясь в зеркало обратного вида.
– Ты знаешь, постоянно я о чем-то жалею?
– Да откуда… – попытался он перебить ее монолог ответом.
И она поназидала:
– Русские люди иного сорта, чем другие. Поэтому в диалоге они больше говорят сами с собой. Задают вопросы и отвечают на них. Поэтому надо выслушивать фразу до конца и только потом на нее реагировать.
– Понял, – опять пробуркнул Максим.
А Подруга Жены, разметав по плечам рыжесть своих волос, продолжила:
– Так вот, я жалею, что без меня прошла кровавая полоса по России. Что минули эти жесткие времена. Где можно было бы цинично и эпатажно проявить себя, и тогда душа потребовала бы сакральности.
Если честно, Максима угнетала черная умность. Потому он не знал, как это можно преступить нравственный закон или заиметь какое-нибудь жестокое чувство.
Но и о том и другом он слышал по радио.
И