Цветущих кипарисов Лютиков никогда не видел, а потому помалкивал.
Нет, соседи у него были неплохие.
По правой стороне в коттеджике жил покойный краснодарский поэт Кронид Маляр. Днями он добросовестно писал стихи, а по ночам переписывал полное собрание сочинений Александра Сергеевича Пушкина, полагая, что это поможет ему в большей степени овладеть поэтическим мастерством. Неудивительно, что в творчестве самого Кронида звучали мотивы Мастера. Кронид не унывал, тем более что муза у него была в высшей степени грамотная и, поговаривали, даже защитила диссертацию на тему «Воспитание живых поэтических качеств у мертвых душ».
По левую сторону от Лютикова обитал молодой ушастый паренек с веснушчатым лицом. Было ему лет двадцать, волос у него был рыжий, лицо усеяно мелкими веснушками, а ходил он в одних и тех же джинсах и матерчатой курточке. Глядя на него, Лютиков даже испытывал сожаление, что Бог прибрал такого молодого, но позже, рассудив, что Отцу Небесному виднее, в какой срок и кого прибирать, он от жалости избавился. Тем более что Вика Мухин, как звали соседа, своей кончиной особо не тяготился. Парень был увлечен цветописью, он на полном серьезе полагал, что одно и то же слово, написанное разными чернилами, несет разную эмоциональную нагрузку. Поэтому вечный блокнот Мухина напоминал картину – столько в ней было красного, зеленого, желтого и даже голубого цвета.
Нет, с соседями, если, конечно, исключать Эдуарда Зарницкого, Лютикову повезло.
Не хватало ему музыки.
Дома он привык творить, включая что-нибудь этакое, способное развернуть душу и настроить ее в унисон с навеваемым музой вдохновением. Глинку, например, Чайковского или Шостаковича. Чайковского он любил, да и современных ему мелодий, безотказно действовавших на воображение Лютикова, тоже хватало.
На отсутствие приемников и телевизора он и пожаловался музе Нинель.
– Да ты че, Лютик? – вытаращила на него глаза Нинель. – На фига тебе эта железная дребедень? Тут запросто, прикрой глаза, подумай, чего тебе хочется послушать – и слушай на здоровье!
Лютиков попробовал.
– Ничего не получается, – пожаловался он. – Хотел Петра Ильича Чайковского послушать, есть у него сильная вещь Adagio lamentoso в Шестой симфонии, потрясающе звучит… Загадываю, загадываю, нет никакой музыки… Только потрескивает что-то.
Нинель побледнела и постучала кулачком по своему лбу.
– Лютик, ты хоть думай, что заказываешь! Ты ведь знаешь, кем он был, этот твой Чайковский?
– Великий композитор, – пожал плечами Лютиков. – Ты его «Времена года» слушала?
Нинель неопределенно хмыкнула и выразительно дернула плечиком.
– Да не в этом дело, – сказала она. – Он ведь педик был, а таким, Лютик, в Раю места нет. Кто бы его сюда пустил? Тут с такими строго… Ты бы еще Джимми Хендрикса захотел услышать! Тут за такие заявочки и наказать