Геннадий недовольно поморщился и открыл рот, собираясь перебить свидетельницу. Он не любил беседовать с пожилыми одинокими женщинами, которые набрасывались на него с рассказами, воспоминаниями, забывая, что милиционер пришел по другому поводу, и их приходилось останавливать, просить быть ближе к делу, а они обижались и порой замолкали, упрямо поджав губы. И никто не хотел понять, что у следователя времени в обрез, он стремится как можно больше выяснить и записать, чтобы потом обстоятельно доложить начальству. Ну нет у него возможности выслушивать о внуках и детях! Хорошо еще о внуках и детях – некоторые о собаках и кошках рассказывают, считая, что все это важно для следствия. Впрочем, с Эмилией Ефимовной ему повезло. Она махнула рукой и сама понеслась в правильном направлении.
– Я вам это к тому говорю, чтобы вы поняли: частенько у Моисея Григорьевича мне приходилось денежку просить, – проговорила женщина и покраснела. – Бывало, внучка должна приехать, а от пенсии почти ничего не осталось. Гольдберг, между прочим, мне никогда не отказывал. Да разве я одна была такая? – Эмилия Ефимовна усмехнулась. – Весь наш район знал: у Моисея Григорьевича деньги всегда водятся. Часовщики – они же вроде ювелиров.
Беспальцев придвинул к себе девственно-чистый лист бумаги и открыл колпачок чернильной ручки.
– Значит, много народу к нему ходило, – констатировал он. – А чужие, не ваши соседи, часто наведывались?
Эмилия Ефимовна подняла глаза кверху, будто вспоминая, и замотала головой:
– Были, были. Правда, мы, то есть соседи, к ним особо не приглядывались. Думали – клиенты, Гольдберг как специалист был человек известный.
– А случалось, что он с этими клиентами долго засиживался? – Беспальцев хотел было сунуть ручку в рот и немного погрызть (от этой привычки его пыталась отучить не только жена, но и коллеги по работе), но опомнился и поспешил задать следующий вопрос: – Может быть, выпивали, шумели? Может быть, кто-то кричал, угрожал ему?
Он не надеялся на дельный ответ. Судя по всему, Гольдберг был человеком интеллигентным, спокойным, неконфликтным и, главное, мастером своего дела. Вряд ли из его дома хотя бы раз доносились крики и летели угрозы.
– До вчерашнего вечера все как обычно было, – ответила соседка и поправила серый платок на голове. – А вот вчера из дома доносились громкие голоса… Ну знаете, такое бывает, когда люди спорят. Один голос я сразу узнала – Моисея Григорьевича. А второй голос… Такой громкий, грубый… Никогда его раньше не слышала.
– И долго они спорили? – Следователь черканул показания на бумаге. Эмилия Ефимовна покачала головой:
– Да не скажу, что долго. Я сама удивилась. Пошумели минут пять, вернее, гость шумел, а Моисей Григорьевич как раз говорил довольно спокойно. Никогда не видела, чтобы из себя выходил, и в этот раз был себе