Машина подъехала к дому и встала. Встала и Ольга возле ворот, ожидая. Но из кабины вышел не Михаил, а баба Куля, свекровь. Лишь ее тут не хватало.
С батожком в руках старуха вылезла из машины, поправила платок на голове, по сторонам огляделась. Шофер громко сказал:
– Зараз подъеду, бабаня. Ты тут шевелись.
Баба Куля согласно кивнула.
Во двор войдя, она поклонилась родному дому ли, Ольге:
– Здорово живете. Вот приехала.
– За каким делом? – холодно спросила Ольга. – Или на провед?
– Я, доча…
– Я тебе – не дочь, – отрезала Ольга. – Ты мне – чужая тетка.
– Сколько лет-годов мамой была, теперь – тетка, – посетовала баба Куля. – Ну ладно, коли так. За сундуком я приехала. Кой-чего там. Смертная одежа.
– Забирай свой сундук. Вон он на дворе просыхает.
Баба Куля обвела взглядом дом и баз. Ласточкин лет проследила, обрадовалась старой знакомой:
– Прилетели, мои хорошие.
Лицо ее просветлело, легкие слезы покатились из глаз.
– Олюшка, – сказала она. – Может, ты меня примешь?
Она ждала с какой-то детской доверчивостью. Слезы сыпались светлым горохом.
– Може, примешь меня! Нехай поругались, на мне – грех. Прими, Христа ради. Это же дом мой родной. Я тут жизнь провела. Похоронила всех. Могилки родительские. Васи, Анатолия… Пойти покричать. Не в доме, – заторопилась она. – Я в кухонке доживу. Сама себе буду варить, топку покупать. Лишь бы на своем дворе помереть. Мне жить-то осталось…
– Чего толочить? – твердо сказала Ольга. – Все обговорено. Живи у дочери.
– Олюшка! – воскликнула баба Куля и рухнула на колени. – Христом Богом тебя молю, не гони!
Ольга растерянно глядела то на свекровь, то на улицу, через забор. Там были люди. И Роза могла скоро вернуться. А нельзя было допускать их встречи. Ольга подошла к старухе, подняла ее и в минуту, пока вела свекровь, а вернее, несла ее к скамейке, почуяла, как легка стала баба Куля, косточки одни. «И вправду, скоро умрет, – кольнула жалость. – Не хватало еще, чтоб здесь, посреди двора».
– Вот он сундук, – заговорила она громко и вроде приветливо. – Все тут целое. Не надо плакать. У дочери тебе хорошо, родная кровь.
Это она для тех говорила, кто на улице стоял, а свекровь поверила ласке.
– Тама меня упрекают, – пожаловалась она. – Говорят, детей не подымала, внуков не нянчила, а пришла доживать.
– Родная дочь, она об тебе позаботится дюжей всех, – не слушая, припевала Ольга. – Сундук весь целый.
– В суд велят подавать. За жизнь, говорят, добра не нажила. Корят.
– Подавайте хоть в три суда. Я – всему хозяйка. А лучше Мария пусть приедет, договоримся. Не обижу, – пообещала Ольга.
Загудела за воротами машина, шофер посигналил.
Ольга заторопилась. Надо было выпроводить гостью, пока