– Прятки!
– Пьятки!
Он сам был виноват, когда-то устроив из игры целое представление с котом Тришкой и монологами. «Куда же они спрятались?.. Никак не найдёшь их. Тришка, ты – кот учёный, помоги, не ленись…»
Детворе понравилось. Пришлось повторять снова и снова эти «прятки-пьятки». Так было и нынче.
– Раз – два – три – четыре – пять… Начинаю вас искать. Я считаю до пяти, не могу до десяти. Тришка рвется вас искать! Раз – два – три – четыре – пять! Он идёт уже по следу, помогать решил он деду! Толстый кот-обормот, жирное создание. Ищи Мишу, ищи Маню – вот твоё задание!
Кот, в обычной жизни сонный, ленивый, послушно ходил с Дедом по комнатам и порою действительно находил детвору, останавливаясь у шкафов ли, вешалок с одеждой, куда они прятались.
Останавливался, хвостом вертел, на Деда поглядывал, только что сказать не мог: «Здесь!».
– Молодец, Триша! Нашёл, вынюхал по следу.
– Это нечестно, нечестно! – кричал внук. – Дед подглядывал! И Тришка подглядывал! Снова до тридцати считай!
Хочешь не хочешь, а приходилось играть. Как на детвору сердиться…
Прятки да прятки…
– Раз – два – три – четыре – пять… И где же они спрятались? Может, на балконе? Нюхай, Триша, ленивое создание, нюхай, ищи… А то вместо «Вискаса» чёрной корочкой тебя будем кормить, с горчицей и перцем. Понятно?
Детское хихиханье слышалось из потаённых углов. Этим игра и нравилась детворе. У Деда язык уставал.
Но потом вместо отдыха прятки сменялись ещё одной, тоже дедовой придумкой.
– Турсун! – вспоминал внук. – Малый, а потом – большой.
– Туйсун, туйсун… – трогательно просила Маняша.
При этой забаве детвора старалась укрыться за диваном ли, креслами, под столом, а Дед их оттуда тащил за руки, за ноги, поперёк живота. Он, конечно, осторожничал, а детвора вырывалась и отбивалась всерьёз. Главным в «турсуне» был захват детских рук ли, ног для раскачивания или кружения, высокого полёта, чуть не до потолка. «Большой турсун» это называлось. Конечно же с беготнёй, шумом, криком, счастливым визгом.
Про «турсун» знали соседи снизу, порой жалуясь, что у них люстры качаются и звенят. За потолок опасались.
Дед перед ними извинялся, объясняя: «Детвора…»
Это у сватьи-бабушки получалось по-иному: книжки, телевизор. А у деда – «пьятки» да «турсун», большой и малый. После пряток у него горло першило от речей непривычно длинных; «турсун» – это ушибы да синяки, потому что внук не больно осторожничал, и сил у него прибавлялось, и пятки – что копыта. А старому человеку много ли надо: ушибы долго болят и сердце колотится от немалого напряженья. Но как детворе откажешь?..
– Дедушка, ещё последний разочек!
– Последний-распоследний…
– Туйсун… Яспоследний… Позалуйста, деда… – просила Маняша, просили глаза её, чистые, светлые.
– Хорошо,