Дверь была заперта на щеколду, значит, хозяйка во дворе. Григорий сел на крыльцо и курил, ожидая. Какая-то неловкость подступила, робость: как-никак, а приехал он в чужой дом.
– Приехал, Гриша! Опять приехал… – наконец раздался от сарая голос. – Приехал…
Григорий встал, засмеялся, глядя, как спешит к нему, торопится старая женщина в теплом платке, фуфайке.
– Да вот приехал, тетя Варя… Примешь?
– Такого гостя да не принять, дорогого… – Голос женщины дрожал, и она начинала плакать.
– Будет, тетя Варя, слезы-то лить… – успокаивал ее Григорий.
Они встречались уже который раз, пятую или шестую весну, но приладиться не могли вот в этом, первом шаге, в первые минуты встречи. Тут получалась какая-то заминка, неловкость. Обниматься им было не с руки, потому что они были совершенно чужими людьми друг для друга. И просто ручкаться – неловко, уж больно по-холодному. И потому они лишь здоровались, глядели друг на друга, говорили какие-то слова – тем и кончалась встреча. И нынче было как всегда. Постояли, тетка Варя всплакнула, Григорий курил.
А дальше все шло как по писаному.
– Пошли, Гриша, в хату, – сказала хозяйка. – Прямо как ждала тебя. Щей нынче хороших наварила, со свининой. Тут по соседству кабана зарезали, ну, я и взяла немного. Да столько щей наварила, одной и за неделю не поесть. Значит, господь подсказал…
За обедом шел обычный разговор. Тетка Варя расспрашивала о жене да детях, Григорий – о местных новостях да о здоровье.
Здоровье у тетки Вари получшить не могло, восьмой десяток годков она уже разменяла. И все местные новости объявились тотчас же, как только вышел Григорий в огород.
– Приехало мое хорошее дите! – зашумела, и засморкалась, и заплакала соседка тетка Маня. – Ты глянь! Ты глянь, кто приехал! – кричала она своему глуховатому деду. – Ты погляди! Вот черт глухой, пока тебе дошумишься, горлу надорвешь! А мы тута, – жаловалась она Григорию, – так зиму бедовали. Попереболели все, думали, помрем. Да насилочки тепла дождалися! Хороший мой… да какой ты хороший… – снова заплакала она. – Жалеешь нас, старых дураков. Вот за что тебе такая счастья? – перекинулась она к тете Варе. – Такого человека тебе бог подослал, золотого… Ты погляди, откель, из каких краев едет… Наши родные рядом, да не придут, не дошумишься их. Я тут семечков нажарила, на, погрызи, – угощала она щедрой горстью.
Была тетка Маня тоже стара, поговорить любила, поплакать, пожаловаться, деда поругать, поучить соседей уму-разуму – в общем, жила не скучала и другим скучать не давала.
И из другого соседства, из-за забора, дядя Саша выглядывал. Всю зиму не стриженный, седой. Белые редкие космы его дыбом стояли, ветром раздутые. Цигарка изо рта торчала. Старик посмеивался, выказывая единственный темный зуб, шутливую гордость свою: «Кто как, а и у нас есть чем кусать».
– Приехал, молодец, – сказал дядя Саша, когда Григорий к нему подошел и поздоровался. – Крючков привез? Молодец… Я тут всю зиму