Когда мальчик видел эту парочку, ему хотелось тут же высказать им в лицо, что они смотрятся вместе убого, что Павел вообще её не достоин, что Лена полная дура, раз выбрала этого урода, что они вообще друг другу не подходят, что Артём гораздо красивее этого недоросля, что больше, чем он, никто не будет так любить Елену, что у него богатый отец и он может дарить ей дорогие подарки и что Паша жирный. Жирным Павел не был. Даже, скорее, наоборот. Но из-за низкого роста это не было заметно. Плюс ко всему Артём всегда пытался находить в сопернике плохие черты.
Однажды вечером, в апреле, Артём подошёл к зеркалу в своей комнате и принялся разглядывать своё лицо. От отца ему достались правильные черты лица, такие, как нос и приятная форма глаз. От матери, которую мальчик никогда не видел, у него были густые русые волосы и глубокие глаза. Артём подумал, что он, в принципе, очень красивый. Проходящий мимо комнаты сына Аркадий Сергеевич согласился с этим высказыванием. Вот тут Артёму стало по-настоящему страшно. Он понял, что начал разговаривать сам с собой. От осознания этой мысли мальчик начал хуже учиться – всё время он думал о том, чтобы не думать о Паше и Лене. Артём содрогался от ужаса, когда думал, что в тишине урока прозвучат его нечаянно сказанные мысли о том, насколько он ненавидит эту парочку. Мальчик знал, что несколько одноклассниц в него влюблены, а две шестиклассницы считают его милашкой, но, чёрт подери, плевать он хотел на других девушек!
Паша видел, что Артём потихоньку начинает его ненавидеть, но делать с этим ничего не хотел, да и не мог. Тем не менее, разговоры в их компании стали более затруднены. Вот и сейчас, стоило Давиду отойти, как и Артём, и Павел, и Вадим замолчали. Между Яковом и Давидом возникла дружба родственного характера. Мальчик относился к старику как к дедушке. Последнему это более чем нравилось. Родные дети бросили Якова вскоре после того, как он узнал, что болен раком. Кораблики, которые старик делал для людей, стали для него большим, нежели просто хобби. Это была его жизнь.
Бог Шарфиков и Виктор любили порой порассуждать о жизни. Не о своей, а в принципе о жизни как о явлении. Бог Шарфиков представлял её себе как цельное драматургическое произведение, которое нужно начать интригующе, отыграть красиво и закончить эффектно. Виктор же считал, что жизнь – это просто отрезок времени, как урок в школе, просто чуть длиннее. И проживать её красиво Виктор не собирался. Он не проживал жизнь. Он воспринимал её как должное и влачил своё бессмысленное чердачное существование максимально так, будто бы говоря в лицо жизни: «Отстань». В миллионный раз читая книгу без обложки, Виктор был счастлив оттого, что не считал нужным думать о смысле