Он угрюмо упулился.
– А сейчас и говорим-то совсем не по-людски, – произнес он.
Особенно не нравилось ему то, что писал.
Можно было, конечно, попросить кого-то более шустрого на перо изложить все то, что, как он считал, наболело.
Но уж больно хотелось самому. А потом, стиль могли не признать…
Сейчас он может голову дать на отрез, что сам до всего этого дошел, что те самые «апостолы», которыми он обзавелся в последнее время, только исполнители его могучей воли. И потому никакого влияния с чьей-либо стороны на него не оказывалось.
Но тот, кто его знал, вряд ли мог поверить, что прежний Ельцин способен на шантаж. А ведь как он в письме «тянет» на Горбачева. Причем делает это по-биндюжьи нагло: «Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос».
Милые «апостолы», которые ему это внушили! Да что он за такая звезда, чтобы его было даже за эту вот безграмотность, которую он намазюкал, навсегда отринуть от всякой партийной работы? Смех сказать, русский человек, который не знает ни одной народной песни. Лошкарь!
Но Борис Николаевич был уверен, что Горбачев уже смят и почти раздавлен. Он с величайшим пафосом начнет возиться с ним, потому как боялся все тех же «апостолов», которые начали оплетать всю страну. Он становился заложником того, что сотворил.
Кончил Ельцин письмо тем, что просил освободить его от должности первого секретаря Московского городского комитета партии и не числить в членах Политбюро.
А потом был октябрьский пленум ЦК…
И еще до его начала многим было понятно, что струсивший Горбачев на этот раз получит прилюдную оплеуху. И некоторые уже злорадствовали.
И все, возможно, сошло бы на нет. Но Горбачев, как под гипнозом, неожиданно превратился в кондового бездумного попугая.
Вот как это было.
Горбачев, привыкший за последние годы к триумфальным речам, сошел с трибуны, и председательствующий Лигачев произнес:
– Товарищи! Таким образом, доклад окончен. Возможно, у кого-нибудь будут вопросы?
Он обвел всех своим чуть притушенным взглядом.
– Пожалуйста. Нет вопросов? Если нет, то нам надо посоветоваться.
Так где те самые крикуны, которые сроду делают прения закрытыми? Их нет. Зал расслабленно перешептывается. Ждет. Все знают, что сейчас что-то должно произойти. Многие извещены прямо. Другие добыли то же самое из догадок.
Пауза затянулась.
И тут Горбачев небрежно бросает в зал, чуть приерзав на своем месте:
– У товарища Ельцина есть вопрос.
Лигачев еще не понимает, что использован как бикфордов шнур, и вот-вот должен раздаться взрыв. Догорают последние сантиметры.
И он вновь повторяет:
– Тогда давайте посоветуемся.
И опять делает паузу перед тем как вопросить:
– Есть нам необходимость открывать прения?
Слитный