Поощряется деятельность правоэкстремистских организаций, их щедро финансируют, толкают на всякого рода акции, подобные тем, что проводили нацисты. В программах правых движений содержится завуалированное прославление войны, которая представляется как некий ритуал, как «святое» дело, как кара "врагов"».
Западным любителям извращать и переписывать историю, постоянно грозить России и бесконечно вводить санкции против нее, обвиняя во всех смертных грехах, процитирую слова великого Пушкина:
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
<…>
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
<…>
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
<…>
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.
Самое сильное оружие в борьбе с нацизмом и фашизмом – память. Самое страшное зло – равнодушие и молчание. Когда-то весь мир облетели слова немецкого пастора М. Нимеллера, бывшего узника Заксенхаузена и Дахау: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».
Все меньше и меньше остается тех ветеранов, кто в полной мере на себе испытал все ужасы войны. Но живы мы, их дети, внуки и правнуки, и мы должны сохранить все то, что нашим отцам и дедам помогло в «испепеляющие годы» остаться людьми, выстоять в нечеловеческих условиях и победить.
До глубины души трогают слова писателя-фронтовика Виктора Астафьева: «На исходе лет вдруг обнаруживаешь: что и было-то в твоей жизни, чем можно гордиться и о чем печалиться, это она – война. Там, только там фронтовик-окопник познал подлинную, высокую цену крови и жизни, там, и только там, постиг он величие братства, бескорыстной дружбы… И самая большая боль, самое горе горькое – что от усталости военной, от надсады послевоенных лет мы