Подеста пробует подняться с кресла, шершавые бледные губы шепчут:
– Франческа, Франческа…
Глаза Урсулы наполнились слезами. Она взмахнула руками и заголосила во все горло, без слов. Женщина бросилась прямо на колени перед Лодовико. Когда она подняла глаза, то увидела, что хозяин запрокинул голову назад и сидит совсем неподвижно. Схватив кувшин с молоком, Урсула выплеснула его в лицо подеста и принялась изо всех сил тереть виски и щеки хозяина, призывая при этом на помощь всех домочадцев.
Послали за доктором. Он велел Урсуле не отходить от Лодовико ни на шаг. Назначив ему лекарства, постельный режим и регулярное питание, врач потребовал строжайше исполнять все предписания, заявив под конец, что иначе он за жизнь пациента не ручается.
Урсуле доставляло особое удовольствие – нянчить здоровенного мужчину, как грудного младенца. Она обращалась с хозяином, как с котенком, а он сдался ей в плен совершенно добровольно. Она, мурлыча, как кошка над своим выводком, готовила снадобья и питательные смеси, кормила его офелетти, которые он так любил, поправляла подушки перед тем, как он заснет. А он был чудо как податлив. Урсула просто блаженствовала, Лодовико же быстро восстанавливал силы.
Однажды утром он даже смог подняться с постели и подойти к окну. Теперь он не видел облаков, перед ним простирался чудесный сад в пору своего цветения: деревья, кусты, клумбы – все было на своем месте. Все цвело и зеленело безо всяких изменений. Вдруг лицо Лодовико исказилось гневом, и он, забыв, что до сих пор наряжен в исподнее, выскочил из дома.
Микеланджело был невероятно доволен тем фактом, что на него давно, кроме Урсулы, никто не обращает внимания, да и она очень занята сейчас отцом, и ей большей частью некогда с ним возиться. И Микеле с упоением предавался любимому занятию – изо дня в день лепил фигурки из глины… вернее, из обычной грязи, обсыпанной песком. В то утро мальчик, привыкший за последнее время к свободе, рисовал что-то ему одному ведомое на еще свободном