– Мистер Сойер, почему вы решили дать показания только сейчас?
– Стремался, что меня уделала мокрощелка, – отвечал Сойер нагло, но поспешно добавил, – ваша честь.
Я не могу вспомнить, как и в какой последовательности вызывали свидетелей, какие вопросы мне задавали и что я отвечала. Больше всего это было похоже на шторм. Тот страшный шторм в Тихом океане, когда глаза моих родителей были безумными, а смерть наваливалась на нас с каждой волной. И это продолжалось так долго, что временами я впадала в какое-то оцепенение, а то и вовсе – забытье. Сознание, чтобы сохранить ресурсы, просто отключалось. И меня болтало внутри «Ники», как горошину в погремушке. А потом надо было откачивать воду, и я делала это. Однообразно и долго. До сведенных судорогой мышц.
Но там, на «Нике», спасение или гибель зависели от меня, от моих действий или бездействия. Теперь же гибельный шторм переместился внутрь: в мое сознание, в мою душу, и никакими действиями я уже не могла себе помочь. Старались другие: мой адвокат мистер Спилет, Алек Макалистер, доктор Келли, мои друзья и учителя из школы в Астории. Даже Нил Найколайски прилетел с Аляски и порывался дать какие-нибудь показания в мою защиту. Но все было зря. Я безнадежно пыталась выплыть, но только все глубже и глубже погружалась в пучину обвинений и улик.
Еще когда я узнала, что Джо Харпер изменял мне, моя душа словно дала трещину, как корпус «Ники» в шторм, и теперь в нее заползала темнота. А я только смотрела внутрь себя, как мрак затопляет меня, и ничего не могла сделать. Некому было откачивать эту тьму из меня.
Пробоина в моей душе стала шире, когда в суде выступила Марианна. Она надела изумрудно-зеленое платье с открытой спиной, которое подошло бы скорее для театральной ложи где-нибудь в Ла Скала или классическом оперном театре Портленда, но не в суде.
Но тут я подумала, что на самом деле Марианна верно оделась: здесь театр. И какой-то умный, но неизвестный мне режиссер разыгрывает постановку под названием «спрячь Софи в тюрьму», а Марианна Дюпон играет одну из важнейших ролей, хоть роль ее сводилась к репликам:
«Я, конечно, не могу поверить, но такие выходки в характере Софи. Она часто выходила из себя и впадала в ярость…»
«Она и раньше пугала меня своей внезапной жестокостью… А ведь мы были лучшими подругами».
«Я всегда предполагала, что ее отношения с мужчинами закончатся чем-то подобным…»
«Она увела у меня парня, но я не держу на нее зла…»
И Марианна улыбалась, очаровательно и чуть снисходительно, повернув голову в нашу с Алеком сторону. Я поняла, что уже не выплыву, и мне было так мучительно больно, что уже скорее хотелось приговора. И лучше со смертной казнью.
Но все то, что делали со мной на этом процессе, выворачивая наизнанку мою душу, разрывая ее на кусочки, оказалось просто легким волнением по сравнению с тем штормом, что ожидал меня впереди. Над головой стали полыхать молнии: