«Добролюбивый» и «боголюбивый» князь Аскольд, тем не менее, не смущался. Он, как провозвестник новых законов и порядков, делал то, что ему так не советовал Гвирда: рубил направо и налево, не считался ни с чем, пер напролом, чем ухудшал, пусть и незаметно, свое положение. Даже Итахор, ставший после Гвирды на его место, советовал князю действовать более тонко и изощренно, не спешить там, где в этом не было необходимости, но что ты сделаешь, когда тебя что-то изнутри как будто подзуживает, почти принуждает на подвиги? А ничего, поскольку с некоторого времени Аскольд был только лишь вначале полуслепым, а в последние годы своего правления полностью ослепшим исполнителем чужой воли, который, закусив удила, вел Русь к пропасти. К какой пропасти? К ее разделу на уделы. В первую очередь это касалось южной и восточной Руси до черниговских лесов на севере. Эти земли облюбовала для себя Хазария. С них она все больше собирала дань.
Хазары были хитры и брали не только войском, но и лестью, а еще больше деньгами, которыми ростовщики щедро снабжали князей: вначале Дира, а потом и Аскольда. С хазарской точки зрения незачем было воевать с русичами, когда они и так постепенно сдавали позиции. Аскольд не мог защитить, чем дальше шло время, земли на левой стороне Славуты. А что это означало? Лишь то, что он оставлял их на разграбление хазарам. И дань зачастую с жителей все чаще собирали не каганы, а успешные предводители отрядов, которые то и дело, а с некоторого времени постоянно, нападали на население. Проще было откупиться, чем сражаться.
Могу сказать, что хазарские предводители на самом деле не хотели много, прекрасно зная, на что могут они рассчитывать. Аскольд на местах при сборе дани брал больше. Поэтому многие общины и местные князья склонялись к уплате дани хазарам, но при этом говорили, чтобы хазары сами разбирались с Аскольдом. Ведь дань ими уже была уплачена. Больше, если бы даже и захотели, они все равно дать не могли, разве что умереть с голоду.
Поэтому, потомки, примерно с 867 года и дальше хазары по договорённости с Аскольдом и тогда еще жившим Диром брали дань с этих территорий себе. Этого не напишут в летописях, не расскажут, поскольку сделать это – полностью признать поражение Аскольда, как князя и его политики. Почему я говорю преимущественно об Аскольде, мало упоминая Дира? Лишь потому, что с 867 года Дир все меньше принимает участия в делах. Князя начинает подтачивать изнутри болезнь, которая делает его все слабее. Более того, в некоторые периоды хвори князь не только слабнет так, что не может ходить, но и, что гораздо хуже для правителя, слабнет умом. Иногда он не понимает, где находится. Правда, приходит время и Дир снова оживает, освобождаясь от приступов неизвестной болезни. Тогда он по-прежнему хмурит брови, а рука его все также с силой сжимает рукоять кинжала или меча,