– Ах, зачем же вы так? – расплакалась вдруг Галя. – Все мы хорошие, только жить страшно. Даже в доме своем страшно.
На том бы и кончилась вечерница, но выручила «калета», испеклась. Обмазали ее медом, повесили к потолку и начали играть. Сначала с натугой, не забывая о недавнем разговоре, а потом забылось худое. «Писарем» стала Ганка. Она сидела под «калетой» и помешивала кистью из мочала в ведерке с разведенной сажей. Парубки и дивчины по очереди садились верхом на ухват, подъезжали к «калете» и пытались отгрызть кусочек. Круглая «калета», густо намазанная медом, крутилась, ухватить ее на зуб было непросто: то по щеке медом мазнет, то по носу, как тут не засмеяться, а засмеешься – писарь тебя и разрисует сажей.
Дошла очередь до Тимоша. Сел он на ухват, подошел к «калете», прицелился исподлобья, запрокинул голову да и куснул «калету» белыми крупными зубами. Точно куснул. Зубы пробили сладкую корочку. Тимош выждал, пока «калета» успокоится, и резко дернул головой, отгрызая кусок. Веревочка оборвалась, «калета» упала на пол, покатилась.
– Петухи уже кричали! – сказала Галя. – Спать пора.
– Приходи ко мне! – Горячие влажные губы коснулись уха Тимоша.
Глянул: Ганка.
Покружив по Чигирину, Тимош пробрался к поманившей его дивчине на сеновал.
– Ложись! – шепнула Ганка и сама подвинулась поближе.
Тело ее пахло земляникой, но было горячее, и Тимош чуть отодвинулся.
– Ты чего? – спросила она.
– Ничего.
Они лежали молча, слушали, как перешептываются между собой потревоженные сухие травинки.
– Чего же ты не целуешь меня? – удивленно спросила Ганка.
Тимош приподнялся на локтях, поцеловал дивчину. Губы у нее тоже пахли земляникой.
– Сладко тебе было? – спросила Ганка.
– Сладко, – ответил Тимош. – Твои губы земляникой пахнут.
– Ты будешь ко мне спать ходить? – спросила Ганка.
– Буду.
– Значит, ты и есть мой парубок, мой жених?
Тимош не ответил. Было слышно, как он терзает зубами травинку.
– Что же ты молчишь?
– Нет, – сказал Тимош. – Я не твой жених. Я себе принцессу добуду.
– Откуда же ты ее возьмешь? – удивилась Ганка.
– Возьму.
Сказал и повернулся на бок.
– Уходи! – прошептала обиженная Ганка. – Нечего тебе с простыми дивчинами знаться. Пошел!
– Ну и пойду! – Тимош спрыгнул с сеновала.
– Сам рябой, как сыр, а туда же! Принцессу ему подавай! – крикнула в сердцах Ганка.
Тимош отворил дверь, за дверью стояло розовое утро.
– Вот увидишь, – сказал Тимош. – Я себе добуду принцессу.
И не улыбнулся. Не попрощался.
Ушел.
Вспугивая эхо, в Суботове грохнул выстрел.
7
Пан Чаплинский был человеком далеко уже не первой молодости.