Лицо Гондофара вдруг стало жестоким, казалось, он решился.
Искоса взглянув на сына, резко бросил:
– Вот что, Пакора, через пять дней игры. Подумай, как помочь младшему щенку неудачно свалиться с лошади. О старшем я позабочусь сам. Путь до Андхры неблизкий, по дороге всякое может случиться. Это мои земли! Когда Герай умрет, наследовать трон будет некому. Начнется борьба за власть, мы воспользуемся неразберихой и нападем первыми. А пошлины… Завладев Кушаншахром, я получу неизмеримо больше.
– Отец, ты дал слово…
Гондофар затрясся от бешенства и грохнул кулаком по столу. С перекошенным лицом, глядя снизу вверх на сына, заорал:
– Кто ты такой, чтобы попрекать меня? Слово – это оружие. Дал его – прикрылся как щитом, а забрал – все равно что всадил меч в грудь врага. В бою все средства хороши! Ты мой наследник, подумай, кем ты хочешь стать – данником Артабана и Герая или хозяином земель от Синдха до Сырдарьи, с которым будут считаться.
Пакора выслушал тираду отца с каменным выражением лица.
Отпустив сына движением руки, царь грузной походкой усталого человека отправился в спальню.
4
Спустя два дня Тахмурес отправился в путь.
– Гость до трех дней дорог, – сказал он, прощаясь с Гондофаром.
Царь выписал посольству дорожную тамгу, но почетный конвой не предложил. Он не стал задерживать кушан: чем раньше те покинут пределы столицы, тем скорее он сможет осуществить свой план. Перспектива разделаться с сыновьями Герая, чтобы после его смерти захватить земли по правому берегу Амударьи, пьянила лучше вина, возбуждала до дрожи, до сердцебиения, наполняла восторгом. Скоро все несметные богатства Кушаншахра достанутся ему, потянутся в Бактру караваны с самоцветами, нефритом и лазуритом…
В последний перед играми день Куджула и Октар с рассвета находились в царской конюшне, где для их лошадей выделили стойла. Помещение отличное: светлое, с высоким потолком, переборки из дерева, пол устлан сухой просяной соломой.
Куджула проводил здесь почти все время после приезда, ухаживая за гнедой аравийской кобылой и караковым степным тарпаном.
Аравийка из далекого Неджда была хороша: с красивой сухой головой, широкими ноздрями и выпуклыми, полными огня глазами. Наклоненные назад лопатки, косые бабки, тонкие крепкие ноги – казалось, природа создала ее специально для стремительного изнуряющего бега. Ни один рысак не мог сравниться с ней в быстроте и выносливости. Единственный недостаток – боялась воды, похоже, натерпелась страха, пока арабы перевозили ее на утлой тариде[43] через Персидский залив.
Тарпан был пониже в холке, жилист, с короткими сильными ногами, а главное – норовист и буен, подпускал к себе только Куджулу. Плотный, приземистый – не красавец, зато на таком сподручней подхватывать с земли тушу козла. Его специально готовили для бузкаши – козлодрания