ступил за солдатом солдат,
и закипел рукопашный бой,
где боги штык и приклад.
Нам сказал комбат:
«Ходу нет назад.
Нас на том берегу не ждут.
И пока не придет пополненье в отряд,
будем насмерть стоять тут».
И за боем бой – где чужой, где свой?
Все смешалось в пылу борьбы.
Мой товарищ убит,
ну а я живой —
Никому не уйти от судьбы.
Здесь и ветер жгуч
и песок зыбуч.
Здесь друзья мои полегли.
«Ой, Днепро, Днепро,
ты широк, могуч!
Над тобой летят журавли».
«Понять хочу, каким был на войне…»
Понять хочу, каким был на войне?
Судьбе покорным? Храбрым? Трусоватым?
Я разным был, так думается мне.
Когда каким – обычным был солдатом.
Я попривык к бомбежкам и разрывам мин
И всякий раз не кланялся снарядам.
Испытывал я страх, когда в ночи один
И нет товарищей со мною рядом.
Страшна была мне смерть таких же, как и я,
Курсантов из Москвы, из Тулы и Рязани.
Они всегда со мной, их позабыть нельзя,
Простых ребят с усталыми глазами.
Медалью «За отвагу» награжден.
За что, и сам не знаю толком.
Я просто воевал, мерз, мокнул под дождем
И фронт считал своим гражданским долгом.
«Бьют минометы, грохочут пушки…»
Бьют минометы, грохочут пушки,
визг осколков, снарядов свист.
Знают, что ждет их, бойцы-побегушки:
связной и связист.
Связному бежать с поручением в роту.
Связисту с катушкой налаживать связь.
Лезть из окопа совсем неохота,
но хочешь – не хочешь – вылазь.
И закрутилась смертельная гонка:
то бегом, то шагом, то ползком.
Вот укрылся от мины в воронке —
и снова бегом.
Ад кромешный. За взрывом взрывы.
Повезло и на этот раз.
И связной и связист оба живы —
выполнили приказ.
«В бою был ранен молодой солдат…»
В бою был ранен молодой солдат.
К полуночи доставлен в медсанбат.
Хирург усталый – в шутку иль всерьез
Сказал солдату голосом помятым:
«Ты боли не терпи, кричи, ругайся матом.
Вас было много. Кончился наркоз».
Солдат годами забывал о призрачном наркозе.
Однако мат употреблял в житейской прозе.
«Четыре койки в маленькой палате…»
Четыре койки в маленькой палате.
Нас трое в ней —
четвертая пуста.
Мы ничего не знали о солдате,
Что умер ночью, —
смерть была проста.
Не бредил он,
ни крика и ни стона
Мы не слыхали —
сами