Непонятное сказал слово «кострыгить», но смысл его дошел без перевода и объяснения, поскольку рядом были вполне понятные слова, и речь шла о том, что не только знакомо, но и знамо.
Там же он, почти случайно поцеловал одну рыбачку, губы у которой, казалось, были такими же жесткими, как пятки у бесстыжей казачки.
22
Она поцикнула на него, но не уняла, и кобелек, несколько дней как приблудившийся к обсерватории, снова принимался грызть ее башмак. Кэкэ – глазами – поискала, чем бы его огреть. Потом это же сделала на ощупь.
И тут наткнулась на острый, почти жалящий предмет. Это была некая стальная заточка.
– Что это? – спросила она сына, пишущего за столом.
– Гвоздодер, – ответил он, не поднимая головы. – Ящики вскрывать.
Она не спросила, какие именно ящики, но, увидев в этом что-то похожее на оружие, потаясь, сунула его в свою котомку, чтобы вынести и где-нибудь зарыть.
У нее была мания все то, что она считала никчемным или опасным, зарывать.
Разговор с сыном явно не получался.
С тех пор, как она узнала, что он покинул семинарию, у нее пошли тревожные дни.
И начались они с посещения ее подругой Ханой Мошашвили.
Вошла та и – с порога – произнесла:
– Все, Кэкэ, нет больше у тебя ангела, есть демон нестройства!
И она рассказал, что в Тифлисе побывал Силован и сказал, что видел там некоторых семинаристов из Гори и спросил у них, как себя чувствует Сосо.
Так они ему сказали, что тот давно уже не учится, а работает на каком-то месте, откуда ведут наблюдение за погодой и звездами.
Но если бы только это.
Говорили, что он организует всякого рода сборища, на которых – грех сказать – призывает не верить в Бога.
Ушла соседка и Кэкэ встретила водовоза Салакаури, рассудив, что со многими тот мудрыми людьми общается, потому спросила:
– Тамаз! Отдал бы ты сына, если бы он у тебя был, служить в обсерваторию?
Тот сделал несколько выщипов из бороды – признак того, что вопрос его не на шутку озадачил.
– Не знаю, чего там делают, на той самой обсерватории, – ответил водовоз. – Но головою там трогаются, это точно. Я читал, что один нормальный человек пообтирался там год или два, так знаешь чего удумал: на солнце взлететь без крыльев и прочего земного крепежа.
Словом, ничего толком не узнала у него Кэкэ.
Тогда она пошла к Якову Эгнаташвили.
Тот долго смотрел на нее умными еврейскими глазами, потом произнес:
– Не задавай Богу вопросов о Боге.
– Как это понять? – вопросила Кэкэ.
– Пословица такая есть. А привел я ее тебе затем, что в молодости тоже любил о звездах читать и даже глядел на них через увеличительное стекло. Так что ничего нет страшного, что Сосо работает в обсерватории.
Сказала она и то, о чем поведал соглядатай в отношении Сосо к Богу. На что