Другое дело, когда по Волге – плыть. Быть хозяином этого движения. Совладельцем просторов, что открываются по берегам. И стремителем к той неизвестности, которая поджидает за каждой излучиной.
И он по Волге – как кто-то из плывущих с ним рядом сказал, – «сбегал вниз». Стремил себя туда, к Каспию, к; устью этого непоборимого русского величия, протекшего через столько всего загадочного, что душа замирала от воспоминаний.
Особенно ранил его память неистребимый Хазарский каганат.
А какова Астрахань! Со своим персональным кремлем. И, главное, везде некие напоминания, что здесь, до него, уже побывали великие люди.
В том же Дмитриевске, ныне Калыщине, замыслил соединить Волгу с Доном сам Петр Великий.
Хотя, ко всему царскому он не очень благоволит. А куда денешься от величия? Оно живет вопреки всему, что пытается его принизить или затмить.
Но, главное, он помнит то, о чем говорили тогда люди, которых, – и это тоже было одним из факторов безусловности, – им никогда не будут встречены.
Они тоже сплывут с лона его жизни.
Вот этот, видимо, чиновник, а может и мелкий купец, который говорит тяжеловатой, как причальный кнехт, даме:
– Университет только дает направление, куда идти. А дальше ты уже идешь сам. Зачастую – вслепую.
– Закон любого счастья – эгоизм, – кажется, не очень впопад, говорит дама.
– Много знать – это не говорит, что быть умнее всех, – снова речь заводит об образовании купчик. Наверное, на тот момент это беспокоит или занимает его более всего.
Он отвлекся на драку чаек, а когда снова – слухом – приник к этим двоим, на их месте уже стояли другие. Он – офицер. Она, по всему видно, курсистка.
– Быть на своем месте, – произносит курсистка, – удается не всем.
А офицер то ли ответил, то ли утвердил ранее сказанное такой фразой:
– Проблема бывает жива даже тогда, когда о ней забывают, что она есть.
А курсистка – как по писаному – продолжает изрекать разные складности:
– Достоинству трудно запретить быть таковым.
Офицер не успел ничего сказать, так как на его фуражку спикировала та сумасшедшая чайка, которая до этого затеяла драку со своем однолетницей.
Поэтому, а может, по какому другому случаю, но эти двое с борта куда-то удалились, и он засиротел, пока на нем не появился одиноко шляющийся молодой человек с тросточкой и в шляпе, надвинутой на брови.
– Самый распространенный вид сумасшествия, – обратился он, видимо, все же к нему, Пешкову, – это гонка за сногсшибательной модой.
Он выщелкнул из портсигара папиросу, с некоторым шиком возжег спичку и закурил:
– Или у молодого гения свое мнение?
Брови, видимо заиграв какую-то плясовую, привели в движение шляпу.
– Не оборачивайтесь на ушедших, – тем временем заназидал хлыщ, – их догонять самое неблагодарное дело.
И