Лабиринты угроз. Игорь Кулькин

путям, пока сзади не загорятся огни, не загудит тепловоз. И он метался среди рельс, как загнанный зверь, цеплялся за перрон и не мог вылезти из этой прогорклой ямы. И просыпаясь, Георгий не мог понять, что же это ему явилось – самая что ни на есть простоволосая правда или изощренная ложь, столь обычная в снах? Чего ждать от таких снов? От такой бесцеремонной атаки на свою сущность? Он чаще бывал у Апанасова, даже обсуждал эти свои сновидения с развязной дамой, представившейся хироманткой, а оказавшейся преподавателем религиоведения. Но ничего ценного не вынес он тогда из их разговора, если не считать того, что дама предложила проводить себя до дома, а Георгий предложения не принял. Дама ему не нравилась, но Цыплухин чувствовал, что алкоголь бушует в крови и по дороге до ее дома ситуация может перемениться – и здравый разум пересилил.

      В те смутные дни, когда только познакомился с Апанасовым, Цыплухин был в восторге от своей новой компании и редко бывал трезв. Они часто выходили на ночные прогулки, веселой гурьбой, с бутылками шампанского, шествовали по пустынным улицам, засыпая друг друга шутками, и вот однажды Георгий сообразил, что за две недели не было ни одного вечера, когда бы он вернулся домой трезвым. Даже больше, он стал пить пиво дома, один, чего прежде за ним не водилось. И чувствовал, что дошел до той точки абсурда, когда даже явное кажется двусмысленным – например, вечером у Апанасова они обсуждали, есть ли смысл в семейных ценностях и не придет ли человечество все-таки к узаконению оргий, как единственно верному пути интимной жизни. Причем эксперимент предлагалось провести немедленно – и Цыплухин не видел ничего необычного в этом разговоре, более того, он казался вполне естественным. К счастью, внимание отвлек телефонный звонок, уведший Апанасова, как всегда руководившего действом, в другую комнату – на этом идея выдохлась.

      Но Цыплухин на другой день, вспоминая произошедшее сквозь похмельный туман, напугался своей же решимости – ведь если бы остальные поддались на предложение Апанасова, и он бы в стороне не остался. Он зарекся не пить и развязал зарок в первый же вечер. Догадавшись, что так просто не отделается, он искал выход в каторге работы, устраивался в разные места, нигде особо не задерживаясь, и писал неутомимо свой блог. А успел поработать и на почте, и в магазине, и в ресторане… Нищенская зарплата гнала прочь, и единственное место, где он находил душевное успокоение – квартира Апанасова. Там было просторно душе и весело уму, там вертелись у самых рук высокие цели, ради них стоило прожить жизнь и не пожалеть о прожитом. Но там царил алкоголь, вечерами там курили и разные крепкие травы, то заправляя в кальян, а то и просто сигареты. Цыплухин не пробовал, но колебался и чувствовал, что любопытство может пересилить. Борясь с соблазном, стал приходить реже, но уже пристрастился к этой вольной жизни, как к сильнейшему из наркотиков. Отвыкать было непросто. Выходил гулять подолгу, бродил по улицам. Осень в тот год наступила как по расписанию. Едва начался ее второй день, как зарядили