– Где их устроили?
– В одиннадцатой камере, – ответил Эд.
– Комнате, – поправил его Крис. – Не привыкнешь всё, что ли? В комнатах живём.
– А работаем в палатах и зале, – рассмеялся Андрей. – И в кабинетах убираемся.
– Замололи, – фыркнул Эд. – Ну и что, главное, что поняли, – и усмехнулся. – Стар я переучиваться.
Все рассмеялись. Улыбнулся и Аристов, возвращаясь к ненавистной, но обязательной писанине. Эд – самый старший. Ему уже двадцать четыре, и он любит изображать этакого патриарха, смехом прикрывая свой страх перед роковой цифрой в двадцать пять лет. Да, старше Эда были только те двое, но их не удалось вывести из депрессии. Ещё зимой. А по госпитальному стажу старше всех Крис. Его привезли одним из первых, вытащив из развалин Паласа, уже горящим. Крис горел тяжело, до самого конца января, от депрессии начал отходить в марте. Пока горел, приходя в сознание, кричал, чтобы пристрелили. Не просил, не умолял, как другие, требовал. Пытался драться, бить врачей и сестёр, надеясь, что за сопротивление его убьют. Если бы не Тётя Паша, насильно кормившая его в депрессию… А Андрей только плакал и просил не трогать его, ему и так больно. В начале февраля солдаты отбили его у банды подонков, что таскали парня за собой, развлекаясь издевательствами над безответным рабом. Андрей тогда судорожно цеплялся за сержанта, просил не отдавать врачам, оставить своим рабом. Он и имя себе потом взял как у сержанта, что первый накормил его и не бил, и ничего за еду не потребовал.
Аристов дописал и захлопнул папку.
– Всё? – улыбнулся Андрей.
– Всё, – кивнул Аристов. – На сегодня. Ну, выкладывайте. Я же вижу.
– Доктор Юра, ты видишь и когда не смотришь? – прищурился Эд.
– Вижу, – улыбался Аристов.
– Они, ну, эти трое, – начал Эд, – интересные вещи говорят. Врут, конечно.
– Привирают, – поправил Крис.
– Ну да. Это уж, как всегда. Но что-то же и правда? А чему верить?
– Ну вот. Они говорят, что сами горели, – вступил Андрей. – Никто не помогал. Ну, положим, может. Хоть и трудно поверить, но… ладно. Но чтоб из чёрного тумана самим вылезти…
– Или треплют, что пастухами были, – заговорил Эд. – Это что ж, не болит у них, что ли? Или вот, скажем…
– Ладно, – перебил Крис. – Горячка, чёрный туман… это всё пустяки. Горим по-разному все. Ты о главном не спрашиваешь. Доктор Юра, сколько нам остаётся? Сколько после горячки и чёрного тумана прожить можно?
«Опять этот разговор», – досадливо подумал Аристов. Но для парней действительно это – самое главное. Как и для любого человека. Сколько ты ещё проживёшь? Про себя бы самого узнать…
– Не знаю, парни. Мы же говорили об этом.
– Да, – Крис обвёл их блестящими глазами. – Что больше года не проживёшь, мы знаем. Это нам всем ещё когда объяснили, – Андрей и Эд кивнули. – А вот они говорят, что знают парня, который пять лет назад перегорел, сам. Да ещё в горячку и в чёрный туман работал, скотником