Что ни бал – то полное смущение юного графа перед молодыми особами. И каждый раз, как в первый, девушки, в надежде заполнить еще одной победой свои самодельные ажурные карне, подходили к мужчине, интересуясь, не «ухватила» ли его уже какая-нибудь нимфа на следующий танец. И, получив жгучую пощечину в виде отказа, они, разозленные и полные жажды отмщения, уходили обратно, в поисках «более достойного их» кандидата. Это уже надоело родителям эмансипированного молодого графа, потому они решили, что немного помочь сыну – совершенно не греховно.
– Макс, – начав в своем обычном повелительном тоне и поклонившись, окликнул сына Джонатан, – где твой новехонький красный сюртук с росписью из золотых нитей от кутюрье, который мы с миссис Миллер подарили тебе по случаю этого бала? Что с твоей осанкой, сын? Ты опять пренебрег моими наставлениями и правилами этикета, не надев корсет? – он держался ровно, строго, но не смог сдержаться от разочарованного выдоха. – Мистер Миллер, вы же знаете, что неприемлемо ходить в одном и том же сюртуке больше трех раз. Что о вас подумают люди?
Постоянный гнет, ухудшение и без того не особо положительного состояния молодого графа… Макс привык, что из уст отца в его сторону не послышится похвала до тех пор, пока общественные устои и отрешенность людей не возьмет верх над вольнодумством писателя. Но! Джонатан не сдастся, ведь будущее именно за такими людьми, как он! Долой все эти рамки консервативных отцов! Долой глупые устои и плохое отношение к науке! Долой нормы одеяния, за которые тебя могут исключить даже из семейной книги! Джонатан-младший тяжело выдохнул и, взяв одной рукой сумку с рукописями, посмотрел на покровителя.
– Отец, зачем вы обращаетесь ко мне на «Мистер Миллер»? Мы носим одну фамилию и относимся к одному роду, разве не так? – он старался держаться строго и ровно, но дрожь в руках была все равно заметна, чего не сказать о голосе, который трепетно старался контролировать граф. – Сюртук я оставлю на особый случай, ведь этот, – он одернул начало фалды, – еще в достаточно приемлемом состоянии, чтобы показаться в нем в свет. – Миллер выставил ладонь в белой перчатке перед лицом отца, и судья смог различить волнение сына, давая ему закончить свой отпор. – Как я уже неоднократно говорил ранее, дорогой отец, правила и устои меня не интересуют. Они глупы и неразумны, потому носить корсеты, чтобы угождать вам и матушке, я не собираюсь. – он провел правой рукой от отца вправо. – Что касается общества, то мне абсолютно безразлично, что обо мне подумают