За сборами прошло еще три дня. На четвертый, рано поутру, Ингварь с Давидом и Романом, сопровождаемые Вадимом Данилычем Кофой и полусотней дружинников, должны были отправиться на трех лодьях вниз по Оке, но тут прискакал еще один гонец.
На сей раз вести от князя Глеба пришли тревожные. Извещал он своего сыновца о том, что вышла под стены Рязани Константинова дружина, такая же богопротивная, как и возглавляющий ее Ратьша, а с нею вместе пришли и дикие язычники с далекого севера, закованные в железа, которых Константин и навербовал именно для Исад. Да с ними вместе разбил стан под рязанскими стенами еще и степной народец во главе с половецким ханом Данилой Кобяковичем. Требуют они вернуть им своего князя, вынув его из поруба, иначе грозят штурмом стольного града. У него, Глеба, воев довольно, но еще лучше было бы, если бы пришел со своими людишками Ингварь Ингваревич, дабы задать осаждающим такую трепку, чтоб из-под стен Рязани не ушел ни один человек.
Пришлось вновь откладывать отъезд и отряжать во все концы своего удела дружинников для сбора ополчения. Но не прошло и седмицы, как на взмыленном коне в Переяславле появился новый гонец. На сей раз им оказался Константинов боярин Онуфрий, про которого Глеб еще ранее писал, что сей честной муж к злодейским помыслам своего князя никаким боком непричастен.
Поведал боярин, что ожский князь, коему не иначе как подсоблял сам сатана, выбрался-таки из поруба, а воевода Ратьша со своими людьми и вместях с северными язычниками и погаными нехристями из половецкого войска сумели взять Рязань. Ему же, Онуфрию, удалось ускользнуть только чудом, притворившись поначалу мертвым. Вместе с ним бежал и еще один боярин по имени Мосяга, так что если он уйдет от погони, то по приезде в Переяславль непременно подтвердит сказанное.
Ингварь не сразу, но узнал Онуфрия. Тогда зимой, когда Константин приезжал звать его отца на встречу всех князей под Исады, с ним тоже был этот боярин. Молодой князь хотел было задать вопрос о том, как случилось, что один из самых ближних бояр ожского князя ничего не ведал о преступных замыслах своего господина, но не успел. Поначалу это казалось не совсем удобным – боярин только с дороги, а спустя день Онуфрий, не дожидаясь расспросов, сам завел разговор на эту тему, пояснив, что он как раз с зимы впал у князя в немилость. Константин перестал ему доверять, а самому догадаться о жуткой задумке князя Онуфрию и в страшном сне не могло присниться. Для вящей убедительности старый боярин то и дело целовал золотой наперсный крест и горячо божился, что говорит сущую правду.
Опять-таки все тот же Онуфрий рассказал, что безбожный Константин,