РОЗАЛИНДА:
Отныне буду. Я хочу, кузина, изобретать забавы. Дай-ка мне подумать. Что думаешь о том, чтоб нам влюбиться?
СЕЛИЯ: Вот как?! Я, пожалуй, этим занялась бы, кроме прочих развлечений. Но не любить мужчин всерьёз и больше, не заходить в забаве дальше, чем ещё возможно выйти с честью из неё, румянец непорочный сохранив.
РОЗАЛИНДА:
Но что ж, тогда, забавой главной нашей будет?
СЕЛИЯ:
Давай сидеть и издеваться над Фортуной – этой доброй колеса хозяйкой, которая свои дары отныне могла бы равномерней раздавать.
РОЗАЛИНДА:
И я хотела бы, чтоб можно было сделать так. Ведь блага от неё весьма неадекватны, эта щедрая, слепая женщина серьёзно ошибается в своих подарках женщинам.
СЕЛИЯ:
Да, это – правда. Ибо тех, кто наделён ей красотою, праведными редко создаёт она, а тех, кто ею праведными создан, плохо наделяет красотой.
РОЗАЛИНДА:
Нет, вот сейчас ты от Фортуны перешла к делам Природы. Фортуна властвует лишь над дарами мира, а не в чертах Природы.
Входит ОСЕЛОК
СЕЛИЯ:
Как, «нет»? Когда прекрасное создание Природа сотворила, разве не благодаря Фортуне может и оно в огонь попасть? Хотя Природа наделила нас умом, чтоб мы Фортуну презирали, разве не Фортуна нам прислала этого шута, чтоб этот спор прервать?
РОЗАЛИНДА:
И впрямь, Фортуна тут к Природе слишком уж сурова, когда естественность Природы огранила этаким природным остроумьем.
СЕЛИЯ:
Но, может быть, и это тоже – не Фортуны дело, а Природы, которая заметила, что наш врождённый ум – весьма тупой для рассуждений о таких богинях, и нам она, естественно, шута прислала, как точильный камень. Ведь, вечно тупость дурня – оселок ума. Откуда ты теперь, остряк! куда бредёшь?
ОСЕЛОК:
Вы, госпожа, должны идти к отцу.
СЕЛИЯ:
Тебя посыльным сделали?
ОСЕЛОК:
Нет, клянусь я честью, но велели мне сходить за Вами.
РОЗАЛИНДА:
Где научился этой клятве, шут?
ОСЕЛОК:
От рыцаря, кто клялся честью, что оладьи были хороши, и клялся честью, что была плоха горчица, тогда как точно знаю я, что были никудышними оладьи, а горчица – хороша. Однако, не был рыцарь тот клятвопреступник.
СЕЛИЯ:
Как обоснуешь ты такое из таких огромных залежей своих познаний?
РОЗАЛИНДА:
Да, ну-ка, ну, теперь открой-ка рот своей премудрости.
ОСЕЛОК:
Теперь