«Не бывал я ни в какой Литве, губернатор! И про какие строки вы говорите? Я вчера составлял рапорт. Вы это имели в виду?» Пуавр огорчённо сморщился, ещё раз взглянул на страницы, а потом заявил: «Никакого рапорта я так и не увидал. Я и не ждал увидеть его, учитывая ваше вчерашнее состояние. Но я не ожидал увидать и этого. Скажите, Ларшер, это ваш почерк?» – тут Пуавр протянул капитану те самые листы, которыми потрясал.
Ларшер взял страницы, пробежался по тексту и поднял на Пуавра удивлённый взор: «Почерк похож на мой, но я не помню, чтобы писал это. Я пытался составить рапорт» «Такое случается – утешительные интонации прозвучали в словах губернатора – очень даже может быть с человеком, что он не помнит содеянного, а помнит немного другое. Вы как раз, упоминаете в этих строках о странных свойствах памяти» «Я?» – удивился Ларшер. «Да вы прочтите! Прочтите, коль скоро сами не помните, чего насочиняли»
Ларшер послушно нырнул в текст и к удивлению своему прочёл слова, коих не писал, хоть и были они вот, перед его глазами, написанные его же собственной рукой: «Бениовский скакал по самому верху правого берега. Слева от него земля уходила вниз и мягко выгибалась в большой, заливной луг, по которому синей лентой вился Неман. Горизонт с той стороны отступил далеко, и местность с плавными зелёными холмами лежала как на ладони. Справа же всё торчало и высилось, а поэтому тут никакого горизонта не было. Лес подступал вплотную к дороге, и никакой местности за ним не проглядывалось.
Именно с правой стороны должен был вот-вот открыться путь на Тракай. Казалось, природа задвинула зеленую заслонку и нарочно скрывала самую цель путешествия. Вот-вот заслонка отодвинется и за ней будет широкий проход в долину, по которой ползут медленные туманы, а над ними, словно над тучами, висит вдалеке прямоугольный красный куб с четырьмя шпилями. Тогда Мориц свернёт в долину, проскачет по большому тракту мимо аккуратных деревень, мимо развалин прежнего Тракая, мимо караимских деревянных домиков, зацокает подковами по брусчатке и выйдет к большому озеру, посреди которого, отражаясь в недвижной воде, стоит неприступный новый Тракай, за всю историю никогда не взятый никем.
Но заслонка всё не открывалась. Всё тянулся путь над лугами, и однообразно отражалось небо в бесконечно длинном Немане. Мориц подозревал, что каким-то фантастическим образом проскочил заветный поворот на большой тракт, сомневался и даже подумывал – не повернуть ли обратно?
Он сильно пообтрепался за дни, проведенные в пути, простыл, оголодал и едва сохранял остатки оптимизма. Дорога оказалась значительно трудней, чем была в детских воспоминаниях. Местность, хранимая