Здесь должна быть я. Катерина Кюне

тело у меня затекло и никакой смородины мне уже не хотелось. Но сдаваться я не собиралась. Дело ведь не в смородине, дело в праве на частную жизнь, понимаете? И я дождалась. Соседка тихонько прошмыгнула в калитку, звякнула защелка и пошелестели, удаляясь, колеса продуктовой тележки. Я вырвалась на волю и сначала просто бегала по огороду туда-сюда. Без присмотра, свободная, как кладбищенская ворона. А уже потом, торжествуя, обдирала зеленые вишни, крыжовник, малину и зародыши слив. Запихивала их в рот немытыми и с ухмылкой поглядывала на кружевную занавеску. Потом я еще в отместку соседке наворовала у нее черешни, притащив в огород стул и подтягивая с него ветки все теми же проволочными крючками, о которых я вам уже говорила. Вечером Васильевна нажаловалась папе. Что, на тебе, я ворую черешню, вместо того, чтобы нормально попросить. Ведь ей, соседке, не жалко. Но папа не стал меня ругать. Ему тоже не нравилось, что Васильевна нас «пасет» из-за своей белой шторки.

      И вот теперь, когда папа, а следом и дедушка улетели, и я не соблюдала никаких мер безопасности, Васильевна подловила меня у калитки и заманила к себе на кухню. Там жарились пирожки. Белые шарики теста расплывались по столу. Румяные горячие пузаны масляно лоснились в двух тарелках: в одной – с повидлом, в другой – с картошкой. Соседка расспросила меня о школе – школу-то ей из окна не было видно. Даже в дневник заглянула. Я в это время ела пирожки, поэтому реагировала на её расспросы миролюбиво. Потом она еще завернула мне пирожков с собой, целый большой пакет, так что мне хватило на весь следующий день. В общем, я растаяла и почти забыла наши прошлые разногласия. Сидеть у нее в гостях мне даже понравилось. Дом был просторный, чисто прибранный, весь в вязаных белых салфетках: салфетка на столе, на телевизоре, на холодильнике. Было непривычно тепло и уютно. Мне, будущей скиталице, нельзя было, конечно, к такому привыкать. Так что я, чтобы совсем не раскиснуть, сказала, что мне нужно идти домой делать уроки. Соседка, конечно, ответила, что я могу делать уроки у нее. Но я проявила твердость.