Евроремонт (сборник). Виктор Шендерович

щелочка, – напомнил о себе первооткрыватель.

      – Офигеть, – сказал Альберт.

      Он первым заглянул внутрь и уже скрылся до половины, когда раздался голос Кузьмы Востроногого, немолодого таракана строгих правил.

      – Не знаю, не знаю. – проскрипел он. – Может, и хорошая. Только не надо бы нам туда.

      – Почему? – удивился я.

      – Почему? – удивились все.

      – Потому что, – закрыл тему Кузьма.

      Но этого разъяснения хватило не всем, и он напомнил:

      – Наша кухня лучше всех!

      С младых усов слышу я эту фразу. И мама говорила, и в школе, и сам сколько раз, и все это тем более удивительно, что никаких других кухонь до Еремея никто из нас не видел.

      – Наша кухня лучше всех, – немедленно согласились с Кузьмой тараканы; с Кузьмой затруднительно было не соглашаться.

      – Но почему нам нельзя посмотреть, что там, за щитком? – крикнул настырный Альберт. Жизнь в одной щели с тещей сильно испортила его характер.

      Кузьма внимательно посмотрел на говорившего:

      – Нас могут неправильно понять.

      – Кто? – крикнул склочный Альберт.

      – Откуда мне знать, – многозначительно ответил Кузьма, и оглядел присутствующих. Тут, непонятно отчего, я почувствовал тоскливое нытье в животе – и, видимо, не я один, потому что все, включая Альберта, немедленно снялись и пошли обратно на кухню.

      Вернувшись, мы дожевали крошки и, разбудив в раковине Степана Игнатьича, которого опять чуть не смыло, разошлись по щелям, размышляя о преимуществах нашей кухни. А наутро и началось несчастье, которому до сих пор не видно конца.

      Ход вещей, нормы цивилизованной жизни – все пошло прахом. Огромный мир, мир теплых местечек и хлебных крошек, мир, мир, просторно раскинувшийся от антресолей аж до ржавого вентиля, был за день узурпирован тупым существом, горой мяса с длинными ручищами и глубоким убеждением, что все, до чего эти ручищи дотягиваются, принадлежит исключительно ему!