Лина Костенко. Олег Кудрин

Бирс был жестко раскритикован в очерке «Знаменитый весельчак»… Очень интересен и смысловой контекст упоминания Бирса именно в этом фрагменте воспоминаний Костенко. Ведь американец был известен не только как «весельчак», сатирик-юморист, но и как один из основателей «хоррора», автор «страшных» рассказов. Его загадочная смерть – в 1913 или 1914 году он бесследно исчез во время мексиканской гражданской войны, вероятно, был кем-то расстрелян – сделала более весомой вторую чашу весов его творчества. И в этом смысле безымянный красноармеец, умерший в доме Лининой тети, как бы повторил судьбу Бирса. Ассоциативное мышление большого поэта. Даже в интервью, подсознательно, но Костенко назвала совсем не случайного автора… И в «Записках самашедшого» (2010) она воспроизведет одну из самых страшных сцен «несмешного» Бирса – смертельное борение человека с невидимым чудовищем на овсяном поле. Это покажется ей самой точной метафорой актуальной политической ситуации в Украине.)

      Перешагнув через Днепр, фронт отправился дальше. Отец попал в котел под Лохвицей. Госпиталь, в котором он был интендантом, разбомбили. Его командир – застрелился. А отец вернулся к семье.

      В немецкой оккупации жилось тяжело, голодно. Были то на Трухановом острове, то в Ржищеве. Часто приходилось ходить по селам, менять вещи на еду. Вот стихотворение, биографически ценное точной географической привязкой. Корчеватое – село на берегу Днепра. Но литературно – еще более ценное психологическим напряжением. И здесь тоже скучающий оккупант с оружием в руках:

      У Корчуватому, під Києвом,

      рік сорок другий, ожеледь, зима.

      Маленький цуцик п’ятами накивує.

      Знічев’я німець зброю підніма.

      І цілиться. Бо холодно і нудно

      йому стоять, арійцю, на посту.

      А навкруги безсмертно і безлюдно,

      бо всі обходять німця за версту.

      Лишає мить у пам’яті естампи.

      Ворона небо скинула крильми.

      Вже скільки снігу і подій розтануло

      там після тої давньої зими!

      Вже там цвіли і квіти незліченні,

      вже там і трасу вивели тугу.

      …А все той німець цілиться знічев’я.

      …А все той песик скімлить на снігу[38].

      Ледяной холод зимы, леденящий страх войны. Целится немец от нечего делать. Но не стреляет (все же Третий рейх первым из стран мира принял закон о бережном отношении к животным). И вот эта пауза, этот подмерзший вопрос (выстрелит? нет?) держит в напряжении больше, чем возможная печальная история о застреленной собачке.

      И еще один поэтический триллер – «Смертельний падеграс». Описав широкими, космического размаха мазками разные виды танцев, поэтесса подходит к сути. Тоже вселенской, потому что жизнь каждого человека равна вселенной.

      …Доріг війни смутні подорожани,

      ми знали інший – танець бездоріж.

      Десь труп коня вмерзає в сизу осінь.

      І смерть впритул до мене підступа.

      А я іду. А я роблю наосліп

      на міннім полі обережні па.

      Півкроку