Федька мучился-крепился, но в конце концов не выдержал.
– Куда это ты на ночь глядя? – ворчливо осведомился он из-под шкафа.
Я объяснила. Коротко и эмоционально.
Домовичок тут же выкатился на середину комнаты.
– Ну кто ж так собирается?! Покидала-покидала, паспорт на дно, шампунь на майку, а если протечет, а доставать как? Иди отсюда, сам все упакую! И обувку какую-нибудь подбери – не бросать же тебя, косорукую…
– Откуда он у тебя такой… домовитый? – поинтересовался Саня.
– Федька? – Я с облегчением выпустила полусобранную сумку. Теперь, по крайней мере, не придется терзаться всю дорогу – забыла я зубную щетку или нет. – Из приюта для нежити. Я его вообще-то на передержку взяла, но как-то прижился… В Зеленом Луге частный сектор сносят, дома старые, почти в каждом домовые водятся, а верящих в них людей почти не осталось, не говоря уж о ритуале перевоза в новую квартиру… Вот нам и приходится куда-то их пристраивать. Хотя большинство почему-то отказываются, остаются ждать бульдозера…
– А потом куда?
– Никуда. Когда умирает дом, умирает и домовой, – сухо сообщила я. – Это единственная нежить, неразрывно связанная с человеком и бескорыстно ему помогающая. Федь, кроссовка пойдет? – крикнула я в направлении кухни, откуда доносилось деловитое бренчание полок холодильника: домовой паковал снедь, чтобы врагу не досталась.
– Пойдет, – подумав, согласился Федька. – Только в полиэтилен не заворачивай.
– На кой она вам? – удивился мужик.
– Домовой не может покинуть дом самостоятельно, – раздраженно пояснила я, роясь в шкафу. – Его можно только унести, в хозяйской разношенной обуви.
Желательно в лично сплетенных лаптях, но не могу же я неделю ходить в них на работу!
– Кроссовки ты лучше надень, – угрюмо велел Саня, носком ботинка подпихивая ко мне вторую «найку». – А с собой крейсер возьми.
– Чего? – опешила я. – А! Дурак, эти туфли лодочками называются.
– Лодочки – это тридцать пять и меньше. А у тебя тут настоящие эсминцы… типа «Эрли берк».
– Я всего-то тридцать седьмой ношу, нормальный женский размер!
– Ладно, типа «семерка-у». Шевелись давай!
Федька волоком притащил с кухни набитую авоську и вопросительно уставился на меня. Я вздохнула, демонстративно положила туфлю на пороге и заунывно, чувствуя себя полной идиоткой, затянула положенный наговор: – Домовой-батюшка, запечный хозяин, пойдем со мной в новый дом…
– Ну ты бы еще в нее плюнула, – неодобрительно буркнул Федька, но в туфлю юркнул.
Я запихала ее в сумку и застегнула молнию.
– Все, я готова. А куда мы поедем?
– Увидишь. – Саня «торбу» все-таки взял, вскинул на плечо. – Как только «хвост» сбросим.
– Зеркальце