– Он совсем не похож на гея, – говорит режиссер. – Во всяком случае, внешне.
Затем мы переключаемся на девушек.
– Кто у нас следующий?
– Рейн Тёрнер, – говорит кто-то.
Почти автоматически перестаю стирать бесчисленные СМС от Лори и тянусь к названному портфолио. В ту минуту, когда пододвигаю папку к себе, в зал входит девушка с веранды дома Трента и Блэр в Бель-Эйр, и мне стоит немалых усилий себя не выдать. Голубые глаза, светло-голубая блузка с треугольным вырезом, темно-синяя мини-юбка – все в тему: атрибутика восьмидесятых, то, что надо для фильма. Торопливо представившись, она начинает читать (плохо, наигранно, монотонно, режиссер то и дело прерывает и показывает, как надо), но происходит нечто помимо чтения. Она задерживает на мне взгляд, и я не отвожу свой, так всегда начинается, а продолжение известно. «За что ты меня ненавидишь?» – доносится до меня чей-то истерзанный голос. «Что я тебе сделала?» – чудится мне чей-то крик.
Во время пробы открываю лэптоп и нахожу страничку Рейн Тёрнер на IMDB[24]. Теперь она пробует читать от лица другой героини, и я с ужасом понимаю, что повторного приглашения ей не светит. Таких, как Рейн, сотни, юных и непорочных, свежесть – их единственный козырь, во что они превращаются дальше, лучше не знать. Все это очевидно, тысячу раз пройдено, но снова словно впервые. Внезапно приходит СМС «Quien es?»[25], и я не сразу догадываюсь, что оно от той девушки, к которой клеился в баре для пассажиров первого класса перед вылетом из Нью-Йорка. Подняв глаза, впервые вижу белую искусственную елку, стоящую у бассейна (как я ее раньше не замечал?!), и кусок стены с афишей фильма «Бульвар Сансет»[26], вписанный вместе с елкой в проем окна.
Провожаю Рейн до машины, которую она бросила на бульваре Вашингтон.
– Вот, значит, в какой фильм вы меня приглашали, – говорит она.
– Возможно, – говорю. – Я думал, не узнали меня.
– Узнала, конечно.
– Польщен, – делаю паузу перед решительным наступлением. – А к продюсеру чего не подкатила? Он ведь тоже был на той вечеринке.
Она изображает изумление, затем заносит руку, точно хочет меня ударить. Я испуганно отстраняюсь, подыгрывая.
– Вы всегда девушкам гадости говорите или только на голодный желудок? – спрашивает. – Офигеть ваще.
Она прелестна, но прелесть кажется почему-то отрепетированной, наносной. И удивление невинной улыбки – неискренним, маскирующим умудренность.
– Там и режиссер был, – подначиваю.
Смеется:
– Режиссер женат.
– Да, но жена в Австралии.
– Говорят, он девочками не интересуется, – театрально шепчет она.
– А я, значит, самое то, что нужно? – говорю.
– В