Но и эта жара, и эта листва, и даже ни в чем не повинный кот – все уже было частью начавшейся для меня войны.
Более того, именно в этот день она началась для меня по-настоящему – с пустякового эпизода, на который я даже сначала не обратил внимания.
Он произошел в парке, летнем императорском парке на юго-востоке от столицы, на берегу речки Цзюй, с его мощными стенами для прогулок, воздвигнутыми над сплошной зеленью. Ехал я туда по приглашению Гуйфэй, которое получил совершенно открыто, для участия в чрезвычайно важном банкете.
– Я просто хочу видеть тебя чаще. Почему нет – ты ведь, как я узнала, известный торговец, тебя приглашают на императорские церемонии. Так что мы можем иногда видеться официально. Как это будет забавно – смотреть друг на друга строгим взглядом и держать себя в руках, – сказала мне она. – И еще я хочу сделать тебе подарок: научиться, наконец, произносить твое имя по-настоящему. Мань…
– Ма-ни-ах, – сказал я. – Нанидат Маниах.
– О, нет, нет, сначала просто Мань-ни-а… Как?..
Банкет в овеваемой ветерком беседке был действительно великолепен, драгоценная наложница императора сама разливала вино в маленькие плоские керамические чашечки, выпивала первой и, как положено, показывала всем, чуть-чуть переведя дыхание, что чашечка пуста. За столом блистали мужчины как ханьской, так и прочих национальностей, дерзкие и почтительные одновременно. И что-то неуловимо общее в них было. Что? Явно нечиновный вид? Бесспорно умные глаза?
Тут еще одна придворная дама провозгласила состязание поэтов, и после короткой перебранки темой была избрана фамилия дамы – Ма, то есть «лошадь».
Первым, помнится, читал стихи самый неприятный из собравшихся – не очень молодой чиновник на редкость скучной внешности, с длинными, тощими, свисающими до подбородка усами и совершенно не запоминающимся лицом. Чиновник этот (звали его господин Ду) чувствовал себя в нашей блистательной компании неуютно, стыдясь своего не очень нового и слишком жаркого для такой погоды халата. А таких людей я никогда не любил, потому что от ущемленных завистников добра не жди.
Его творчество, впрочем, было не совсем обычно – стих был как-то вызывающе прост и очень короток. Помнится, речь там шла о заболевшем коне, и концовка звучала примерно так:
Ты по сути ничем
Не отличен от прочих коней,
Ты послушным и верным
Остался до этого дня.
Тварь – как принято думать
Среди бессердечных людей, —
Ты болезнью своей
Глубоко огорчаешь меня.
В принципе в этой простоте что-то было.