Он склонился над дочкой и прижал голову к ее длинным волнистым волосам.
– Если бы правда было так, моя милая Лайла! – прошептал он. – Но не у всех историй счастливый конец. И особенно у нашего народа. С годами ты это поймешь.
Подобные воспоминания пробегали у нее в голове, когда она проходила под мрачной аркой ворот и поднималась по склону дороги аль-Вад.
В обычный день эта часть города, пестрая от разноцветных палаток с выставленными на продажу цветами, фруктами, специями, похожа на бурлящий котел: тут и там шныряют, толкаясь и наступая друг другу на ноги, плутоватые продавцы и докучливые покупатели, а мальчишки, задорно свистя, лихо катят доверху груженные мясом и отбросами телеги. Но сегодня здесь было неестественно тихо. Так весть о проникновении «Воинов Давида» в сердце палестинской части Иерусалима отразилась на торговой активности горожан.
Под сморщенным жестяным навесом пустого кафе сидели несколько стариков; слева, в потрескавшемся дверном проходе, устроившись на корточках перед безрадостной грудой известняка, одинокая крестьянка прятала лицо в морщинистых ладонях. Остальные люди на улицах были либо израильскими солдатами, либо полицейскими: наряд пограничников в зеленых беретах примостился на ступеньках кафе.
Лайла развернула свое удостоверение журналиста перед миловидной девушкой, которая, не будь на ней полицейской униформы, вполне сошла бы за фотомодель, и спросила, можно ли пройти к занятому зданию.
– Пикет дальше по дороге, – ответила девушка, недоверчиво разглядывая протянутую пластиковую карточку. – Там и спросите.
Лайла кивнула и двинулась вдоль по дороге, мимо австрийского хосписа и виа Долороза – мимо той самой аллеи, где росло фиговое дерево, которое ей когда-то показал отец. Чем дальше она шла, тем явственнее слышались крики и тем отчетливее ощущалось присутствие военных и полиции. Впереди, в нескольких десятках шагов, толпились молодые люди: одни в черно-белых головных повязках, символизировавших принадлежность к молодежному отделению партии «Фатх», другие – с красно-зелено-черно-белыми палестинскими флагами в руках. Узкий переулок периодически оглашался их гулкими выкриками, и вслед за тем лес сжатых кулаков взметался в воздух. Бесстрастные лица израильских солдат, переброшенных сюда, чтобы не дать волнениям выйти за городские стены, казались каменными на фоне разъяренных физиономий демонстрантов. Пепел и обуглившиеся куски картона на булыжниках напоминали о недавно горевших здесь кострах; израильские камеры наблюдения, словно скелеты животных, свисали из настенных гнезд, стекла в них были выбиты.
Лайла с трудом пыталась пробиться сквозь толпу, которая с каждым шагом становилась все плотнее. Когда она уже отчаялась прорваться, ее окликнул молодой человек. Она вспомнила, что брала у него интервью пару месяцев