– К стыду своему, должен признаться, что…
– Вот и я тоже – к стыду… Значит, придется искать эксперта. А про икону этот загадочный молодой человек с сумкой вам вообще ничего не говорил?
– Нет, ни словом, ни полусловом не помянул, Олег Петрович! Я так подозреваю, что он того… не в курсе, что шкатулка с секретом и что там батюшка Серафим, так сказать, нашел временное пристанище.
Олег покосился на Василия Дмитриевича.
– Пристанище? – переспросил он.
И они оба молча еще немного полюбовались коллекцией.
Акинфий Демидов, думал Олег Никонов, второй Демидов из всех известных в истории. Может быть, ему эту шкатулку на день рождения поднесли? Или он сам заказал для каких-то своих надобностей, для тайной переписки, к примеру! Как странно, что он, Олег, нынче может подержать ее в руках, открыть потайной ящичек, потрогать серебряную черненую пластину!
Как будто потрогать руками время.
Нужно было сделать над собой усилие и оторваться от созерцания времени, и Олег его сделал.
Осторожно, одну за другой, он переставил вещицы обратно в несгораемый шкаф и прикрыл тяжеленную бронированную дверь.
Старик антиквар наблюдал за его действиями с беспокойством. До сих пор они были объединены общей страстью – к старине и к загадкам, которые так вкусно и сладко отгадывать. Настал момент объяснений, а объясняться старику не хотелось, и было страшно.
– Ну? – спросил Олег Петрович. – Я так понимаю, что это не конец истории, а только начало. Верно?
Василий Дмитриевич с горечью покивал и стал сосредоточенно запирать сейфовые замки. При этом многотрудном деле он посапывал, покряхтывал, но не произносил ни слова.
Олег дал ему закончить дело, а потом крепко взял под локоть и повел вон из комнатки.
– Нет, вы не думайте, Олег Петрович, что я хочу, так сказать, оставить себе, но…
– Давайте поговорим, – душевно предложил Олег.
Тут, как нарочно, и назначенная на пять встреча всплыла в памяти, и моментально вернулась окружающая действительность. Олег почувствовал, что замерз – в сокровищнице едва тлела единственная чугунная батарея, а за окнами мороз! – и сипение рефлектора стало отчетливо слышно, и приглушенные крики детворы, катавшейся на бульваре с ледяной горки.
– Садитесь, Василий Дмитриевич! И я присяду. – Олег устроился верхом на ненадежном венском стуле, который скрипнул под его тяжестью.
Старик вздыхал, маялся и снова налил из графинчика.
Молчание