– Не грусти! – Море обогнуло закатное солнце, в сиреневой дымке утонули острова, свет сломался в облаках, превратил воду в расплавленную платину – вечер просится на карандаш. Дашка поделила лист, линия провисла, в фокусе вогнутой линзы – солнечный круг. Покопалась в коробочке с мелками – жестяная банка из-под монпансье вмещала уйму обломков. Пальцы перебирают камни: этот треугольный – зеленый, цилиндр с косым срезом – красный, бесформенная галька – желтый… Дашка торопилась, жадно ловила тускнеющие краски.
– Филонишь? – Сашка оставил гитару, усевшись на песок, показал глазами на пятно ликера. Дашка закусила губу – не до тебя! Вечер уплывал, от секунды к секунде готовился заполниться чернилами. Какой?! Даша в панике схватила мелок, набросала трещину света. Закат остановился. Вот так! Солнышко, вода, запредельные контуры берега – потусторонний мир. Воздух густеет, янтарь навсегда фотографирует песок, воду, причальную стенку, ребята застывают с поднятыми бокалами и открытыми ртами. Даже этот похотливый болван…
– Даш!.. – позвал Саня.
– Не дам! – отразила Дашка.
– Чего ты? – Она неохотно покинула горизонт, пронзила холодом:
– Не мешай! – Саня сдулся до размеров мошки, набережная – картонная поделка, а единственно реальный – альбомный лист. Звуковой галлюцинацией толчется: «Моя ви-ишневая девятка». И голос Димки Сомова: «Не трогай ты блаженную. Сыграйте, Шура!». Ленка ладно кроет матом… Дашка сделала над собой усилие. – Не мешай… Пожалуйста… – надавила паузой. – Потом, ладно? – Белые пальцы, сжав щепотью сиреневый мелок, безучастно рассыпали крошки поверх островов…
Саня посмотрел с ненавистью, губы капризно сжались.
– Тварь!
Ребята притихли, Дашка безразлично кинула.
– Хорошо… – И все: Санечки не стало – крикливый карлик за толстым стеклом. Ребята здесь, а он там. Фома пинает гитару, шипит протяжно: «Козлище»! Пацаны тащат его за куртку и опрокидывают рядом с Бяшей. Он плачет…
Дашка собрала мелки; сдув песчинки, отряхнула с альбома воду; грифель не потек. Мокрющий пес скулит из-под бурундуков. Попрощалось солнце, огромный зрачок закатился за край. Ветер легко пронзил плотную вязку свитера. Дашка упаковала сумку, подошла к «столу», нашла стаканчик с водкой и лихо замахнула – впервые в жизни. Легче не стало, тошнотворная сивуха попросилась обратно. Сомов сунул в руки бутылку «Юпи»:
– Запей! – Дашка послушалась.
– Нормально?
– Угу.
– Точно? – Сомов заглянул в лицо.
– Да, нормально, – Дашка шмыгнула носом. – Спасибо, Дим.
– Пожалуйста, – буркнул тот. – Голову запрокинь!
– А?..
– Кровь, – Сомов протянул грязную салфетку. Ее перехватила Фома и намочила в море.
– Ну, Дуся! – она оглянулась на Саню, не глядя, умыла Дашку, попыталась оттереть свитер. Серые волокна впитали кровь – без