Плана особого не было, надо пока просто ехать за маньяком. Рано или поздно он остановится. Сообщников с ним, как я поняла, не было, значит, справлюсь с мужчиной, обезврежу и вызволю девочку из его лап. А дальше посмотрим.
Фургон, покинув пустырь, повернул влево. Я, не зажигая фар, двинулась на «Вольво» за ним и на некоторое время потеряла мини-вэн из виду. Тут я вдруг испугалась, как не пугалась ни разу в своей жизни. Странно, ведь я бывала в разного рода переделках, зачастую чреватых летальным исходом для себя, но никогда так не мандражировала. Правда, сейчас все было иначе – я боялась не за свою жизнь, а за жизнь незнакомого мне ребенка. М-да, ситуация, однако, неординарная: наемная убийца готова пойти на все, чтобы предотвратить кровавое преступление. Ведь обычно совершать кровавые преступления – моя прерогатива.
Правда, философские выверты волновали меня в тот момент менее всего. И все же я с большим облегчением выдохнула и даже издала победный клич, когда заметила искомый фургон метрах в ста пятидесяти впереди, среди прочих машин, стоявших на перекрестке перед красным сигналом светофора. Я включила фары и влилась в автомобильный поток.
Вести слежку так, чтобы объект ничего не заподозрил, я умела. Хотя маньяк и не подозревал, что кто-то стал свидетелем того, как он напал на девочку и запихнул ее в фургон. Что он с ней сделал? Скорее всего, заставил вдохнуть какую-нибудь медикаментозную гадость, приводящую к долговременной потере сознания. Я даже криво усмехнулась – сия метода мне была отлично знакома. И тут мне пришла в голову ужасная, но в то же время столь очевидная мысль.
Я просто стараюсь убедить себя в том, что намного лучше этого маньяка. Я-де убиваю не из удовольствия, а из-за денег. Но ведь деньги помогают заполучить любые удовольствия! И то, что я не лишала жизни детей, вряд ли намного лучше. Или кто-то на полном серьезе будет утверждать, что убивать взрослых – лучше, чем убивать детей? Убийство, оно и есть убийство! Ладно, согласна, я убиваю, но хоть не измываюсь над жертвами. Однако позволяет ли мне это судить о себе как об ангеле, а о человеке, которого сейчас преследую, как об исчадии ада?
В том-то и суть: мы с маньяком, убийцей маленьких девочек, одной крови. В переносном, конечно, смысле. Иначе говоря, одного поля ягоды – ядовитые ягодки поля смерти, тлена и праха. Да, я ничем не лучше злодея, но вряд ли бы он, став свидетелем того, как я совершаю или планирую совершить убийство, попытался бы воспрепятствовать ему. Покатил бы на своем фургоне, в котором лежит малолетняя жертва, дальше. Значит, я все-таки лучше? Или мне просто хочется так думать?
Нет, определенно у меня кризис среднего возраста, ибо избавиться от подобных назойливых мыслей никак не получается. От них меня отвлекали только по-прежнему ноющий локоть и то затихающая, то разгорающаяся боль в пальцах ноги.
По мере того как мы удалялись из города, я постепенно сократила расстояние до черного фургона.