Однако все же нельзя говорить о полном слиянии точек зрения автора и персонажа в произведениях А. Платонова; скорее, речь идет о тенденции сближения позиции Повествователя то с одним, то с другим героем на протяжении всего произведения – что также говорит о попытке художественно воссоздать коллективное мифологическое сознание в условном художественном пространстве-времени «Чевенгура», «Котлована», в меньшей степени – «Ювенильного моря» и «Сокровенного человека». Справедливым представляется и мнение М. Вознесенской о том, что в плане «фразеологии» (то есть собственно языковом) автор и герой не разграничены, но в «плане пространственно-временном» и в «плане психологии» точки зрения автора и персонажей вполне могут быть дистанциированы (Вознесенская 1995, с. 3).
2. Художественный мифологизм А. Платонова особым образом трансформирует и черты языковой ситуации эпохи, в основном в области стилей, создавая свой неповторимый «платоновский стиль». Абстрактная, книжная лексика и фразеология (главным образом – общественно-политическая лексика) в стиле А. Платонова приобретают несвойственную им в системе языка образность, метафоричность, т. е. становятся эстетически значимыми единицами. Ср. следующий вывод: «А. Платонов эстетизирует в речевом обиходе эпохи пласты, подвергшиеся небывалому вторжению обобщенных понятий и представлений, митинговой, агитационной фразы, газетного и канцелярского стереотипа» (Свительский 1970, с. 11). Также в стиле А. Платонова своеобразно сочетаются элементы научного, «метафизического» (Ю. И. Левин) и поэтического, «лирического» стиля. Научный стиль возникает как тенденция подводить любой эмпирический факт под общий закон: содержательно он проявляется не столько в научной терминологии, сколько в самой структуре фразы – с нагромождением поясняющих придаточных или их эквивалентов. Лирический стиль проявляется в «сукцессивности» (существенен сам характер