– Поэтому я рассказал Карлу, как у нас относятся к детям, – наконец произнес Ир.
– Понимаю, – медленно проговорил я.
– Объясни, – в его голосе уже не осталось прежних требовательных ноток, – просто объясни, почему ты их не ненавидишь.
Я помолчал. Голова в первый момент показалась звенящей и пустой. Потом появилось чувство, что слова, которые вдруг начали слетать с губ, полностью минуют разум.
– Наша религия осуждает такие связи. Но дело не только в ней. Мы семьдесят лет жили без церкви и Бога, так как у нас в стране был особый, социалистический строй. Коммунизм мы так и не построили. Но беда этого периода в том, что правили нами тираны. В тюрьмах перебывало полстраны, если не больше. Отсюда особый, зэковский склад мышления. В Европе такие связи не новость, в Америке тоже, и уж тем более в Японии, где издревле в этом не видели ничего зазорного. Но не у нас. Здесь, в этой стране, любовная связь между мужчинами – жесточайше табуирована. А я… я проиграл тогда в противостоянии с отцом. Он все равно вынудил меня поступить так, как он хотел. Запихнул в эту чертову шарагу… мне хотелось бунтовать. Наверное, все дело в том, что я просто не придумал никакого лучшего способа. Помню, как отчаянно желал, чтобы отец отстал от меня. Отрекся, вышвырнул на улицу, все, что угодно, только чтобы больше не лез ко мне… Совсем. – На последнем слове голос резко сел и оборвался. Я на мгновение закрыл глаза ладонью. Глубоко вздохнул.
– Понял, – тихо произнес Ир. И я почувствовал, как он гладит меня по голове. И когда только успел встать и подойти? Но от этого незатейливого прикосновения стало легче дышать. Вот и вся правда. Друг всегда поймет друга, и в этом пусть маленькое, но счастье. Разве я не прав?
Потом мы молчали. Долго. И, возможно, продолжали бы молчать, если бы на плите не закипел чайник без крышки. Ир привычным движением отключил газ. Встретился со мной взглядом и вдруг сказал:
– Мне хочется кого-нибудь убить. – Увидел что-то в моем ответном взгляде и поспешил успокоить: – Не волнуйся, твоим родственникам я ничего не сделаю. Только потому что они твои. Просто это чувство в последний раз посещало меня, когда я только поступил в университет и, как Умка, осознал, что все написанное в рекламных проспектах про равенство рас и равные возможности на всех стадиях обучения – это чушь. Вот тогда было туго.
– Ир, я тебе все это рассказал вовсе не затем, чтобы ты меня жалел.
– Знаю, – просто сказал он и отвернулся, чтобы заварить для нас обоих ароматный чай.
Кажется, Ир выбрал зеленый с мятой. Вкусный. Я часто его покупаю, так как он у меня долго не задерживается.
На душе было как-то нехорошо. Ирирган поставил передо мной дымящуюся кружку. Сел на стул с противоположной стороны стола. Сделал крохотный глоток из своей кружки и прикрыл глаза. У меня вырвался какой-то непонятный рваный вздох. Зачем я начал в этот момент говорить, и сам не знаю.
– Иногда