Голос Твой звучит не смолкая
жилы мои пронизав
и как струна отзовется алкая
рыжий и глупый Исав
Если Твой Голос пеной кровавой
губы Свои запятнав
бьет и орет, Отче, Аве!
я Твой рыжий Исав
я Твой не знающий мира иного
жрущий галдящий я
не расчленивший Голос и Слово
лыко в строку не шья
Как кровь из пор мешается с потом
желтая вязь естества
и прорастает на коже зигота
с миром Твоим родства
черной земли и леса звенящего
темную кровь впитав
я не устану жрущий галдящий
в службе Тебе Исав.
«Пьяный лев и золотая башня…»
Пьяный лев и золотая башня
вольная тоска и лень
если бы не страшный день вчерашний
этот показался б дребедень
но за мной вчера, и завтра
пританцовывает впереди
хлопая в ладоши: автор, автор
рыжий автор выходи.
Одинокое мое наследство
алчный родственник не тянет рук
и на злое девственное детство
опускается любимый друг
три горы огней и неприязни
занят, забронирован и вот
хлеб печет, египетские казни
он печет и хлеб печет.
«Ах, конь, немая слава всадника…»
Ах, конь, немая слава всадника,
он фыркает, ступая, белый,
и мир, как театральный задник,
изодранный и неумелый,
и мир, как шар, и конь из плиток,
а я смотрю – и вот на нем
стальной разнообразный слиток,
звучащий тихо водоем.
Святому Мартину помолимся растеряно,
святому рыцарю, пусть, совесть и сверчок,
он повернул на Запад и Восток —
мне прошлое как полглотка доверено.
__________
Мне полглотка доверено – на пей —
доверено, а я не сделал шага,
от брюк моих не отошел репей,
а на губах уже благая влага.
Здесь ведь не то, чтоб встать и сесть —
не продохнуть, а возле
уже бежит благая весть —
за что? – всё после
расплатимся иль никогда,
если ты выберешься – вот моя награда,
И где беда? Когда беда,
Я – Мать, и мне беды не надо.
И легкой девочкой ломая на ходу
передо мной кусты, она исколотая мчится,
сиделка, утешительница, чтица,
учительница – только бы беду
отвесть. Бред, мука и печаль,
лишь две руки ее и дальше
голубоглазо небо.
«Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес …»
Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес,
благодарю, за то, что я труха земная,
что жизнь моя, как стая ос,
метущаяся, отдыха не зная,
что вижу луч и слышу шаг
той дрожи воздуха и запоздалой лани
немыслимо